Нефритовый трон
Шрифт:
— Поберегите ракеты, Каллоуэй, — распорядился Лоуренс. Ему очень не хотелось играть на руку флер-де-нюи, но их небольшой запас лучше было оставить для решающего удара.
— Абордаж отражать готовсь! — загремел боцман. «Верность» разворачивалась, из мрака слышался ритмичный плеск весел.
— Пли! — скомандовал Райли.
Пушки грохнули, изрыгая огонь и дым. Оценить причиненный ущерб не представлялось возможным. Крики и треск расщепленного дерева показывали, что по крайней мере часть ядер попала в цель, но неопытность канониров «Верности» стала видна после первого
Первое орудие выстрелило лишь четыре минуты спустя, второе и третье вовсе молчали, четвертое и пятое выпалили исправно, шестое и седьмое плюхнули свой заряд в воду.
— Прекратить огонь! — подал команду Парбек. «Верность» теперь могла дать залп лишь после нового поворота, и абордажники налегли на весла.
Над водой плыли облака густого серого дыма. Корабль снова погрузился во тьму, не считая лужиц света от палубных фонарей.
— Вы должны как-то сесть на Отчаянного, — сказал Грэнби Лоуренсу. — До земли еще не так далеко, и поблизости могут оказаться другие суда — например, транспорт из Галифакса.
— Я не собираюсь улепетывать и отдавать стопушечный транспорт французам, — свирепо отрезал Лоуренс.
— Я уверен, что мы продержимся, и даже в противном случае «Верность» можно будет отбить еще до прихода в порт, если вы предупредите эскадру. — Ни один морской офицер не стал бы так противоречить своему командиру, но в авиации дисциплина далеко не такая строгая — притом Грэнби вполне обоснованно заботился о безопасности капитана, как и полагалось первому лейтенанту.
— Ее могут отвести в Вест-Индию или в испанский порт, где нет нашего оцепления, — настаивал Лоуренс. — Нельзя отдавать им корабль.
— И все-таки лучше вам улететь, пока в плен не попали. Что, если нас вынудят сдаться? Улетайте и уводите Отчаянного.
— Прошу прощения, сэр, — подал голос Каллоуэй, — кабы мне дали перечницу, мы бы пальнули вверх ракетным порохом и малость очистили воздух.
— Сейчас скажу Макриди, — вызвался Феррис и побежал искать лейтенанта морской пехоты.
Снизу притащили перечную мортиру с наполовину разобранным дулом. Каллоуэй осторожно вскрыл один снаряд, вытряс из него половину перца, достал из коробки кулечек с порохом и стал понемногу сыпать его в скорлупу. Один глаз он при этом зажмурил, лицо отвернул в сторону. Двое авиаторов держали его за пояс. Черные оспины на щеках Каллоуэя красноречиво говорили о прежнем опыте. Желтый световой порох не требовал запала и от неосторожного обращения мог вспыхнуть в любую минуту. Он давал куда больше жара, чем обычный пушечный, но и сгорал быстрее.
Канонир закрыл снаряд, а полупустой кулек сунул в ведро с водой. Воду тут же вылили за борт. Каллоуэй заклеил шов на скорлупе дегтем, смазал весь снаряд жиром и зарядил перечницу. Лишь тогда к орудию привинтили вторую половину ствола.
— Ну вот — глядишь, и не разорвет пушку-то, — сказал Каллоуэй, с немалым облегчением вытирая руки.
— Хорошо, — отозвался Лоуренс. — Три последние ракеты придержите до выстрела. Макриди, нам понадобится ваш лучший наводчик. Если не попадем в голову, толку не будет.
— Действуй, Харрис, —
Внизу, на квартердеке, послышались чьи-то сердитые голоса — это Шун Кай вышел на палубу с двумя слугами, тащившими огромный сундук. Команда транспорта и почти все авиаторы сгрудились у бортов с саблями и пистолетами, готовясь отражать абордаж, но один матрос с пикой подался было к послу. Боцман хлестнул его концом узловатой веревки, приговаривая:
— Стоять, ребята! Стоять!
Лоуренс в суматохе почти позабыл о злосчастном обеде. Ему казалось, что это случилось месяц назад, но Шун Кай так и не снял своего парадного облачения. Руки он держал в рукавах — зрелище, способное окончательно вывести из себя взбудораженных англичан.
— А, черт бы взял его душу! Надо, чтоб он убрался немедля! Сейчас же ступайте вниз, сэр! — закричал Лоуренс, указывая на трап — но Шун Кай уже поднимался на драконью палубу, и слуги волокли за ним тяжелый сундук. — Где этот чертов переводчик? Дайер, поищите его… — Слуги открыли сундук, и надобность в переводе отпала: на соломе лежали ракеты самых разных цветов, в завитках золотой и серебряной краски.
Каллоуэй тут же схватил одну, синюю, с желто-белыми полосами. Один из слуг заботливо показал ему, как поджигать запал спичкой.
— Знаю, знаю, — нетерпеливо сказал канонир. Ракета зажглась сразу и улетела в небо, намного опередив прежние.
Вслед за белой вспышкой раздался гром, и в воздухе, мерцая, повисли желтые звезды. Негодующе вопящий флер-де-нюи показался всего в ста футах над морем. Отчаянный, оскалив зубы, метнулся к нему.
Французский дракон спикировал, уворачиваясь от его когтей.
— Харрис, стреляй! Стреляй! — заорал Макриди. Молодой солдат прищурился, глядя в прицел. Снаряд, посланный чуть выше, чем следовало, попал в витые рожки на лбу флер-де-нюи и полыхнул белым пламенем. Дракон закричал снова, теперь от боли; он пронесся над кораблем так низко, что паруса заполоскали, и скрылся в ночи.
Харрис встал, широко улыбаясь щербатым ртом, и вдруг упал. Ему оторвало руку вместе с плечом, Макриди сшибло с ног, Лоуренс вытащил из руки здоровенную щепку и вытер брызги крови с лица. Бомба, брошенная напоследок с флер-де-нюи, вдребезги разнесла перечницу.
Двое матросов выбросили тело Харриса за борт. Больше убитых не было. Все звуки после взрыва казались до странности тихими. Каллоуэй запустил еще пару китайских ракет, разукрасив полнеба оранжевыми мазками, но Лоуренс слышал их хлопки только левым ухом.
Отчаянный снова опустился на палубу, лишь слегка покачнув корабль.
— Скорей, скорей, — говорил он, пригибая голову, пока портупейщики надевали на него сбрую. — Она очень быстрая, и свет, по-моему, ненадолго вывел ее из строя. Тому другому, с которым мы дрались в сентябре, пришлось гораздо хуже, а у этой глаза как-то иначе устроены. — Отчаянный тяжело дышал, и крылья у него вздрагивали: он уставал, когда ему приходилось долго парить.