Нефритовый трон
Шрифт:
Та же мысль, по-видимому, посетила и остальных. На британской стороне перешептывались, и Хэммонду пришлось снова поднять вопрос, на который капитан так и не собрался ответить.
— Надеюсь, это было не слишком трудно? Не хотелось бы встретиться с непогодой в пути. — Но это не помогло делу, и тишину нарушало лишь чавканье юного Трипа.
Гарнетт, штурман, толкнул мальчика локтем, и тишина сделалась полной. Шун Кай, чувствуя, что над столом собираются тучи, поставил бокал. Хозяева пили много, хотя обед не дошел еще и до половины, и многие молодые офицеры побагровели от гнева. Военные моряки,
Озабоченный переводчик встал, но другие китайцы еще не поняли, в чем тут дело. Кто-то из них рассмеялся в ответ на замечание своего соседа, и этот смех показался всем до странности громким.
— Ей-богу же!.. — крикнул Фрэнкс. Его схватили за руки с двух сторон и удержали на стуле, но ропот не прекратился.
— За нашим столом, — произнес кто-то, и его поддержали согласными возгласами. В каюте определенно назревал шторм. Хэммонд пытался что-то сказать, но никто не слушал его.
— Капитан Райли, — сказал Лоуренс, перекрывая всех остальных, — не расскажете ли, каким курсом мы будем следовать? Мистеру Грэнби было бы любопытно узнать.
Грэнби через несколько стульев от него, бледный под слоем загара, вздрогнул и тут же подхватил:
— Это так, сэр, буду вам очень признателен.
— Разумеется. — Райли обернулся назад, где лежали на шкафчике его карты, развернул одну на столе и стал объяснять несколько громче обычного: — На выходе из Канала мы сделаем крюк, чтобы обойти Францию и Испанию. Затем приблизимся к африканскому побережью и будем придерживаться его по мере возможности. Задержимся на Мысе до начала летних муссонов — от недели до трех, смотря когда прибудем туда, а после с попутным ветром пойдем к Южно-Китайскому морю.
Гнетущее молчание было прервано, и его мало-помалу сменили необходимые реплики. Но с китайцами никто больше не заговаривал, кроме Хэммонда, изредка обращавшегося к Шун Каю — да и тот под огнем осуждающих взглядов скоро сник и умолк. Райли велел подавать пудинг, обрекая обед на малопочтенную преждевременную кончину.
Офицерам прислуживали морские пехотинцы или матросы, стоявшие позади каждого стула. Когда Лоуренс, подтягиваясь на руках, вылез по трапу на палубу, слух уже разошелся по всему кораблю, и авиаторы переговаривались с моряками через границу.
Хэммонд, видя повсюду злобные взоры и стиснутые до боли зубы, состарился на глазах. Лоуренс вместо жалости испытывал одно лишь негодование: ведь Хэммонд намеренно пытался скрыть постыдное кантонское происшествие.
Подошел Райли с чашкой кофе, кипевшего, судя по запаху, на слишком сильном огне.
— Мистер Хэммонд, — сказал он тихо, но властно. Лоуренс ни разу не слышал, чтобы его бывший подчиненный говорил таким тоном: казалось, свойственный Райли легкий юмор бесповоротно покинул его. — Прошу вас передать китайцам, чтобы сидели внизу. Выдумывайте какие хотите предлоги. Я и пенни не дам за жизнь того из них, кто сунется в ближайшее время на палубу. А вы, капитан, — обратился он к Лоуренсу, — прикажите, пожалуйста, своим людям ложиться спать. Мне не нравится их настроение.
— Хорошо. — Лоуренс прекрасно понимал капитана: взбудораженные люди склонны к насилию, а там и до бунта недалеко. Первоначальная причина возмущения забывается быстро. — Отправьте ребят вниз, Джон, — сказал он Грэнби, отведя его в сторону, — и пусть офицеры позаботятся, чтобы все было тихо. Беспорядки нам не нужны.
— Есть, сэр, хотя, видит Бог… — Грэнби, тоже сильно рассерженный, покачал головой и ушел.
Авиаторы подчинились беспрекословно, и их пример оказал благотворное влияние на матросов, когда тем отдали такой же приказ. Кроме того, люди знали, что офицеры в этом случае им не враги: гнев кипел в каждой груди, все испытывали сходные чувства. Первый лейтенант лорд Парбек почти не встречал возражений, обходя палубу и распоряжаясь с аристократическим выговором:
— Ступайте, Дженкинс, и вы тоже, Харви.
Отчаянный ждал на драконьей палубе, сверкая глазами. Он слышал достаточно и просто сгорал от любопытства. Когда Лоуренс рассказал ему все в подробностях, он фыркнул и заявил:
— Сидели бы лучше дома, раз своих кораблей нет. — Поступок китайцев, впрочем, не вызвал в нем особого возмущения: драконы весьма легко относятся к чужой собственности, ревностно оберегая при этом золото и драгоценности, принадлежащие им самим. Отчаянный как раз полировал свою сапфировую подвеску, подарок Лоуренса, — он снимал ее с шеи только в подобных случаях.
— Это оскорбительно для Короны, — сказал Лоуренс, яростно растирая больную ногу; если бы не она, он сейчас расхаживал бы по палубе взад-вперед. Хэммонд курил сигару у поручней квартердека, и красный огонек время от времени освещал его бледное, блестящее от пота лицо. Лоуренс свирепо взирал на него через разделяющее их пустое пространство. — Я прямо-таки удивляюсь ему — и Барэму тоже. Замять такой возмутительный случай, избежав всякой огласки… это превыше моего понимания.
— Я думал, мы должны избегать войны с Китаем любой ценой, — совершенно резонно заметил Отчаянный. Ему долго это втолковывали, и сам Лоуренс тоже внес свою лепту.
— Если уж выбирать из двух зол, я предпочел бы договор с Бонапартом. — Лоуренс был слишком зол, чтобы рассуждать здраво. — У него по крайней мере достало приличия объявить нам войну, прежде чем захватывать наших подданных — а эти господа швыряют нам оскорбления прямо в лицо, заранее уверенные, что мы не посмеем ответить. Неудивительно, впрочем, когда наше правительство опрокинулось перед ними на спину, как стая дворняг. И подумать только, — продолжал Лоуренс, закипая, — что этот негодяй после всего случившегося уговаривал меня согласиться на коутоу…
Отчаянный, удивляясь негодованию своего капитана, нежно потыкал его носом.
— Пожалуйста, не волнуйся так — тебе вредно.
Лоуренс сконфуженно потряс головой и прислонился к нему. В самом деле, что пользы так бушевать. Вахтенные матросы могут услышать его и совершить что-нибудь необдуманное, да и Отчаянного расстраивать незачем. Однако теперь многое стало для него ясным. Правительство, проглотив столь тяжкое оскорбление, едва ли могло возражать против передачи китайцам одного-единственного дракона. Они только порадовались возможности избавиться от этого неприятного приобретения и окончательно все замять.