Негасимое пламя
Шрифт:
Глава XIV
Как-то раз, к концу третьей недели своих блужданий по улицам, Дэвид сидел на скамейке, мрачно раздумывая над своей неудачей: он не мог постичь взгляды и настроения людей.
— Простите, вы не хотели бы подписать воззвание о прекращении испытаний ядерного оружия? — раздался над ним чей-то голос.
Этот голос, такой свежий и молодой, звенел взволнованно и удивительно мелодично. Дэвид поднял глаза. Перед ним стояла девушка.
Она была невысокая, в выцветшем джемпере, заправленном в черную юбку; ее откинутые назад волосы открывали ясное личико, нежно алевшее
— Разумеется! — Дэвид быстро вскочил и взял из рук девушки лист бумаги, — Это прекрасная мысль, но… — Он поднял голову от документа, на котором поставил свое имя, — у вас не так-то уж много подписей.
— Да, — уныло согласилась девушка. — Вот уже несколько часов я хожу от двери к двери, останавливаю на улице людей и обращаюсь к ним. Но очень многие отвечают мне, что они не станут ничего подписывать!
У девушки был усталый вид.
— Вы не могли бы присесть на несколько минут и рассказать мне, почему вы этим занимаетесь?
— Да, конечно, — ответила она и опустилась рядом с ним на скамейку.
Спокойно, уже оправившись от смущения, она объяснила, что это воззвание составлено Австралийским советом защиты мира, и что их кампания является частью всеобщего движения, начатого Всемирным Советом Мира с целью организовать протест народов всех стран против производства и испытания ядерного оружия и подготовки к новой мировой войне.
— Скажите, вы действительно убеждены в необходимости этого протеста? — спросил Дэвид.
— А вы, разве вы не убеждены? — Она взглянула на него с ласковым удивлением.
— Конечно, убежден! — отвечал Дэвид, тронутый искренностью ее тона. — Я готов сделать все, что в моих силах, для дела мира. Но, мне думается, нам следует прежде лучше узнать людей, завоевать их доверие, только тогда они поверят тому, что мы расскажем им об опасности радиации и ядерной войны. А когда они поймут, они охотнее откликнутся на наш призыв.
— Вы совершенно правы, — мягко ответила девушка. — Это воззвание Совета Мира и хождение от двери к двери дают нам возможность говорить откровенно со многими людьми, с которыми в других условиях нам трудно увидеться. Вы удивились бы, если б узнали, с какой охотой, даже радостью многие из них ставят на этом документе свое имя. Даже те, кто отказываются, часто говорят: «подписать, к сожалению, не могу, но знайте, что я сочувствую вашему делу». Некоторые из моих друзей собрали уже сотни подписей. А я, я боюсь, что просто не справляюсь с этой работой. Вот почему мой лист почти пустой.
— Вам, наверно, очень трудно заговаривать с незнакомыми людьми? — спросил Дэвид.
— Как вы угадали?
— Ну, — улыбнулся Дэвид, — это и для меня трудно. Но я пытаюсь, как могу, «преодолеть эту слабость», как говорит Мифф.
— Миффанви Ивенс?
— Да, это моя дочь.
— О! — Девушка взглянула в его улыбающиеся глаза и улыбнулась в ответ, словно они были старыми знакомыми. — Мифф называет меня «Робкой фиалкой».
— Ну, значит, я еще одна такая же фиалка! — шутливо сказал Дэвид.
—
— Нас может страшить какая-нибудь большая и трудная работа, — начал рассуждать Дэвид, — но мы тем не менее должны взяться за нее. И пусть она окажется чересчур тяжелой для нас, мы все равно обязаны выполнять, ее вместе с другими, соединив все наши усилия.
— Да, да! Вы правы! — Девушка вскочила на ноги. — Я так рада, что встретила вас, мистер Ивенс!
— Нельзя ли мне пойти с вами в следующий раз собирать подписи? — спросил Дэвид.
— А вы хотели бы? — радостно воскликнула она. — О, это было бы чудесно!
— Вы так и не сказали мне вашего имени, — напомнил Дэвид, — Может быть, вас и в самом деле зовут Фиалка?
— Нет, конечно. Мое имя — Шарн, а по-валлийски Джейн. Многие меня зовут просто Джейн Ли.
— Мне больше нравится «Шарн», — сказал Дэвид, — Скажите, вы работаете с Мифф?
— Нет, в другом месте, — быстро ответила Шарн. — Завтра днем я должна обойти эти улицы. Вы не могли бы встретиться со мною здесь около пяти часов?
— Разумеется, мог бы.
Дэвид следил за удаляющейся девушкой, которая летела, словно почувствовав новый прилив сил. Ее небольшой нескладной фигурке недоставало изящества и юношеской легкости. «Никогда не занималась ни танцами, ни спортом, — подумал он. — Возможно, молоденькая работница с фабрики». Еще во время разговора он обратил внимание на ее мягкий естественный румянец. Кожа была нежной, как у оранжерейного цветка. Волосы, стянутые на затылке в тугой узел, золотились в лучах заходящего солнца. Но, пожалуй, единственная красота девушки заключалась в ее глазах: за толстыми стеклами очков в них жила напряженная мысль. Впрочем, больше всего Дэвида привлек ее голос — напевный, легкий и чистый. Несколько фраз, сказанных ею, свидетельствовали о живом уме, хотя неловкостью манер она напоминала школьницу.
Радостно возбужденный этой неожиданной встречей, Дэвид говорил себе, что много есть молодых людей и девушек, подобных Миффанви, Шарн и их друзьям, серьезно и сознательно работающих на пользу того дела, которому он собирался отдать все свои силы.
Сбор подписей под воззванием казался ему теперь более правильной формой борьбы, нежели беседы, которые вел он сам. В конце концов решение относительно ядерного разоружения должно помочь общему движению за мир. Приходилось признать, что вылазки, предпринимаемые им по собственному почину, есть не что иное, как действия одиночки; видимо, на его пути было бы гораздо меньше разочарований, если бы он работал вместе с другими и находил поддержку в их энтузиазме и преданности делу.
Когда они встретились на следующий день, Шарн призналась, что очень обрадовалась, увидев его.
— Вчера вы были так похожи на роденовского «Мыслителя», размышляющего о бедах человеческих, — сказала она весело, — что я боялась, как бы вы не передумали и не отказались от намерения собирать вместе со мной подписи!
— Вот уж кем меньше всего собираюсь стать, так это — мыслителем. Я хочу действовать, а не только размышлять, — сказал Дэвид.
— Ну, уж Роден-то, во всяком случае, знал, что «Мыслителю» есть над чем задуматься.