Негритянский квартал
Шрифт:
На следующий день Дюпюш зашел к Жефу. Тот сидел с двумя мужчинами, которых Дюпюш не знал. Он не ощутил ни малейшего сожаления, что расстался с этой гостиницей. Напротив! Кормили у Жефа хорошо, и диваны в кафе были удобные, к тому же Дюпюш знал: здесь ему не предъявят счета, пока у него не будет денег.
И все-таки он испытывал теперь то же чувство свободы, что и при отъезде из Панамы. Тогда он освобождался от Коломбани, от Жермены, сидящей за кассой, и даже о г братьев Монти. Они были очень милы с ним, но само их присутствие уже сковывало его.
С
Все объяснялось очень просто. Они не верили в него, даже Эжен, относившийся к нему лучше остальных. Они помогали ему, потому что так принято. А может быть, из-за Жермены? И ожидали катастрофы. Какой? Дюпюш не знал. Возможно, они думали, что как-нибудь вечером в приступе тоски он покончит с собой. Или проберется зайцем на уходящий в Европу пароход? Или доведет себя до того, что угодит в больницу?
Нет. Баста! — как говорит Вероника.
Это слово означало у нее: «ладно!», «оставь!», «хватит!» Так вот, баста!.. Так лучше, пусть он будет в Колоне, а они — на другом конце канала. И то, что он избавился от опеки Жефа, тоже к лучшему. В Панаме его заставили продавать сосиски, и он повиновался.
Здесь он следовал советам Жефа, но равнодушно, без всякого доверия.
Дюпюш направился порту. У причалов его окликнул полисмен, указал на сигарету, и он раздавил окурок каблуком. Пришвартовывался пароход компании «Грейс-Лайн», рейсом из Нью-Йорка в Сантьяго. Подъемные краны вздымали к небу железные руки. Над бортом парохода виднелся ряд голов — это пассажиры нетерпеливо ждали стоянки. Сейчас они ринутся на сушу, будут бегать по хавкам и барам, а вечером вернутся на судно.
Как только сходни коснулись набережной, Дюпюша увлек за собой поток негров и мулатов, бравших пароход приступом. Здесь были продавцы сувениров и грузчики, которые бросались к лебедкам, спускались в трюмы, выгружали ящики и грузили на их место новые.
Дюпюш остановился у группы пассажиров, фотографировавших город и порт.
Никто не спросил Дюпюша, зачем он пришел сюда.
На нем был приличный белый костюм, воротничок и черный галстук, и его принимали за пассажира, а может, и за агента пароходной компании.
Даже воздух был праздничным и пьянящим. Особенно радовалась одна девушка из Южной Америки. Ей не стоялось на месте, она подхватила двух подруг, сбежала по трапу и остановила такси с откидным верхом.
Дюпюш покачал головой. Он не ошибся, предполагая, что у него ничего не получится, и теперь тщетно искал себе жертву. Он нерешительно обратился к маленькому седому старичку, который, казалось, торопится меньше остальных.
— Не собираетесь в город?
Старичок посмотрел на него прозрачными глазами и не счел нужным ответить. По-видимому, это англичанин и к тому же важная птица. Через минуту его уже фотографировали, и он давал интервью журналистам.
Началась выгрузка. Дюпюш для очистки
Там, в глубине, пятеро грузчиков-негров суетились вокруг автомобиля, заводя под него стальные стропы.
На баке рядом с Дюпюшем, перед барабанами кабестана, сидел на откидном стульчике маленький испанец.
Ноги его стояли на педалях, руки он, как шофер, держал на рукоятках.
Испанец наклонился и заглянул в трюм. Старший из грузчиков крикнул, и барабан заскрипел, наматывая натянувшийся трос. Машина оторвалась от пола и повисла в воздухе.
В три приема машину удалось извлечь из трюма.
Она описала дугу и опустилась на набережную, где ее поджидал шофер в ливрее. Он запустил мотор, и старый англичанин уехал.
В чреве парохода были и другие автомобили. Совсем новые были упакованы в огромные деревянные ящики.
Палуба опустела, но Дюпюш решил задержаться и еще раз поглядеть на разгрузку.
Один из ящиков зацепился за край люка. Испанец наклонился к трюму, прокричав в люк какое-то приказание, и потравил трос, потом снова заглянул в трюм и вдруг издал отчаянный вопль.
Никто ничего не понял, даже Дюпюш, стоявший совсем близко. Испанец судорожно извивался, бросаясь во все стороны, но его рука оставалась на кабестане, словно схваченная капканом.
В сущности, это и был капкан. Люди на пристани слышали крики, но не понимали, откуда они исходят, и, задрав головы, глазели на пароход. Дюпюш не мог ничего сделать — с прогулочной палубы нельзя попасть на бак. Наконец прибежал один из офицеров.
— Осторожнее!
Раздался отчаянный скрип кабестана, офицер ухватился за рычаги, дал обратный ход. Автомобиль опустился ниже, а испанец весь в крови упал на палубу и затих.
Все дальнейшее произошло быстро. Прибежал судовой врач, на набережной показалась машина «Скорой помощи». Крики стихли. Слышался топот ног и отдаваемые вполголоса приказания. Испанца положили на носилки, которые вдвинули в машину.
Матрос выплеснул ведро воды, и красная лужица на баке исчезла. Пятеро негров все еще стояли в трюме под зависшим над ними ящиком с машиной.
— Что с ним? — спросил Дюпюш у офицера, проходившего мимо.
— Тросом размозжило руку, пальцы остались на барабане.
Палило солнце, люди молчали. Грузчики уселись в тени. Прибежал агент пароходной компании и заметался между группами докеров. Дюпюш решился. Он сбежал на берег и перехватил озабоченного агента.
— Вам нужен крановщик?
— Я послал в город, так что скоро привезут замену. Но до тех пор…
— Я знаю это дело и могу вам помочь.
Дюпюш не сказал, что он инженер.
— Валяйте! Мы уже и так запоздали на час. Вам заплатят в двойном размере, как за сверхурочные.
К Жефу Дюпюш вошел вразвалку. Был час вечернего аперитива, и завсегдатаи сидели на своих местах.