Негромкий голос труб
Шрифт:
Высоко над городом взлетели чистые и ясные голоса Форзоновых труб, и город радостно откликнулся бесчисленными звонкими отголосками.
Глава 14
Музыка труб продолжала витать над причудливыми крышами Курры, но ее было плохо слышно в комнате, куда поместили Форзона после того, как король Ровва небрежным мановением руки удалил его из собственных мыслей и зала аудиенций. Оконные прорези выходили на тот же внутренний двор, который он видел из первой роскошной камеры, только новая находилась немного выше. Весь двор
Торовы трубачи играли несколько часов и закончили далеко за полдень. Прошло еще не менее часа, прежде чем жизнь в замке вошла в нормальную колею: по коридору снова зашагали дежурные гвардейцы, во двор начали въезжать груженые фургоны, солдат наконец распустили, и кто-то, вспомнив про Форзона, прислал ему еду и питье.
Когда стемнело, узник рухнул на кровать и заснул мертвым сном. Почти сразу же, как ему показалось, кто-то энергично потряс его за плечо.
– Инспектор?
Форзон промычал нечто невразумительное.
– Давай-ка вставай! Быстрее!
Очнувшись, он увидел темную фигуру, обрисованную падающим из коридора светом факела. Дверь камеры была открыта настежь.
– Кто это?
– Ультман! Потратил кучу времени, чтобы тебя найти. Поторопись, мы опаздываем.
– Без промедления Ханс направился к двери, пробормотав в коммуникатор: «Я нашел его, будьте готовы». Форзон вскочил и последовал за ним.
В коридоре ему пришлось перешагнуть через два неподвижных тела, и Форзон мимолетно посочувствовал гвардейцам, которым наверняка обеспечат свидание с черным ящиком, как только они очнутся. На первом же перекрестке обнаружились еще три тела, и Ультман, размашисто шагавший впереди, предупредил:
– Поторопись! Я дал им слабый заряд.
Он указал на нисходящий пандус, и они помчались вниз на предельной скорости. Когда спуск закончился, Ультман велел ему прижаться к стене, дошел до угла, где горел факел, и осторожно выглянул в поперечный коридор. Форзон заметил, что на Хансе незнакомая форма, а его лицо, полускрытое капюшоном… Совершенно чужое лицо с грубым шрамом от удара мечом.
– Кажется, все тихо, - пробормотал тот и поманил Форзона к себе.
– Я не смог достать тебе форменный плащ, гвардейцы стали чересчур подозрительными. Но думаю, обойдется. Пошли.
Форзон не сдвинулся с места.
– Координатор, - сказал он.
– Раштадт?
– По-моему, он на этом этаже.
– Черт с ним, разберемся потом. Пошли.
– Они держат его под замком, - сказал Форзон. Ультман тихонько присвистнул.
– Ну и ну! Это меняет дело.
– Сперва они держали меня на этом этаже, а Раштадт был в соседней камере.
Ультман откинул капюшон и задумчиво пригладил волосы.
– Придется рискнуть. После этой ночи никого не впустят и не выпустят из дворца в ближайшие несколько месяцев. Ты сможешь его найти?
– Сомневаюсь. Но я знаю, что его окна выходят во двор.
– Какой двор? Их тут четыре.
– Понятия не имею.
– Ладно, я сам.
– Ультман прошел вперед по коридору, приоткрыл небольшую дверцу и заглянул внутрь.
–
– Если я не вернусь, найди окно, которое выходит на площадь, внизу тебя встретят.
Минуты в кладовке показались ему часами. Он начал уже нервно ощупывать моток, когда дверца распахнулась, и Ультман бросил: «Давай-давай!». Раштадт в длинном черном плаще ковылял по коридору, тихонько поскуливая, и Ультман раздраженно прошипел: «Попробуй как-нибудь заткнуть его, ладно?» Форзон подбежал к координатору и, обняв за плечи, попытался ускорить его шаткий аллюр, но безуспешно. В лучшем случае тот был способен на тряскую рысцу, а бесконечные стоны воздействовали на чутких часовых, как магнит на железные опилки. Ультман расстреливал гвардейцев из черного жужжащего пистолетика, и Форзон с невеселой усмешкой подумал, что весь их путь отступления помечен пунктиром бесчувственных тел.
Потом у Раштадта подкосились ноги, хотя Форзон и так уже почти тащил его на себе. Он дал ему несколько секунд передышки и снова подтолкнул вперед, но координатор замотал головой и, подняв залитое слезами лицо, истерически прорыдал:
– Уходите! Оставьте меня в покое!
– Черт побери, мы уже почти дошли, - злобно прошипел Ультман и, размахнувшись, отвесил Раштадту тяжелую пощечину.
– А ну вперед!
Старик вздрогнул всем телом и покорно засеменил по коридору. Они свернули за очередной угол, Ультман навскидку уложил еще одного часового, но этот внезапно зашевелился и попытался встать.
– О дьявольщина!
– Ханс рукоятью пистолета саданул его за ухом, и гвардеец безжизненно растянулся на полу.
– Кончился заряд, представляешь?
– Он распахнул одну из дверей.
– Надеюсь, что снаружи все в порядке…
Форзон втащил Раштадта в комнату и закрыл дверь. Ханс подошел к окну - узкому, но все же достаточной ширины - и посигналил вниз крошечным ручным фонариком. Последовала ответная вспышка света.
– Веревку!
Он быстро закрепил ее, сбросил вниз свободный конец и обернулся к Раштадту:
– Вы первый, координатор. Ну как, сможете?
– Я не могу!
– мучительно прорыдал Раштадт.
Ультман направил на него луч фонаря, и тогда старик выпростал из-под плаща руки и протянул к свету.
Это были два полузаживших обрубка.
Форзон молча вытянул назад веревку и обвязал координатора. Вдвоем они с трудом пропихнули Раштадта в окно и начали спускать. Учитывая былую корпулентность, старик оказался на удивление легким, но веревка была слишком тонкой и, проскальзывая, резала пальцы.
Наконец-то она ослабла. Ханс подтолкнул Форзона, тот протиснулся в окно и ухнул вниз, тщетно пытаясь тормозить коленями и разрезая в кровь ладони. Он ударился подошвами о мостовую с такой силой, что они сразу занемели. Форзон упал, через секунду на него свалился Ультман; их подхватили в несколько рук и поставили на ноги. Ультман совершил сложное движение кистью и быстро смотал упавшую веревку. Форзон поднял глаза и увидел, что во всех окнах верхних этажей замка горит яркий свет: поиски беглецов начались.