Неисторический материализм, или ананасы для врага народа
Шрифт:
Чекисты еще раз переглянулись.
– Подождем пока, – одними губами произнес чекист в галифе.
Его друг с усами важно кивнул: сажать Селиванова пока, при вновь открывшихся обстоятельствах, пожалуй, не стоило. Однако разговоры насчет гуманности их обоих очень встревожили. В визит Сталина в никому не известный Средневолжск они не очень-то поверили, но… кто его знает. Раз уж появился отдел американских шпионов…
– Ну, – бодро приподнялся чекист с усами, распорядившийся запереть Штольца в карцер и лично проследивший, чтобы
Он подумал, что запер его в карцере совсем некстати. Вернее, некстати было это новое поветрие с гуманностью.
Чекист попытался весело засмеяться, но его смех вышел больше похожим на зловещее карканье.
Скворцов пожал плечами.
– Три часа при такой температуре… Помрет, конечно, к утру.
Слегка струсившие чекисты, тоже с тоской размышлявшие о гуманности, вскочили.
– Пошли, – скомандовали они хором.
Пока Скворцов открывал дверь карцера, Селиванов трясущимися губами повторял, что чекисты подвели его под монастырь и теперь грозный Бахметьев утащит его в преисподнюю, туда, где его уже дожидались сейф и стол. С мраморным письменным прибором!
– Хватит чушь пороть! – оборвал его чекист в галифе, который гораздо больше опасался земных карательных органов, чем потусторонних. Но в его голосе уже не чувствовалось былой уверенности.
Наконец Скворцов справился с замком и распахнул дверь, заранее привычно ежась от холода, которым всегда веяло из карцера, стоило только открыть дверь. Вместо этого на него пахнуло теплом.
– Штольц! – заорал Скворцов и осекся, увидев Вениамина Карловича в теплом тулупчике. Старик сидел на стульчике рядом с железной печкой очень странной формы и читал какую-то цветную газетенку при свете ручного фонарика.
– Это как?! – вытаращили глаза чекисты. – Одежда… откуда? А стол? А стул… А…
– И еще горячий чай и пельмени, – довольно сообщил Вениамин Карлович.
– Кто принес? – хором закричали усы и галифе.
– Сергей Александрович Бахметьев, – объяснил Вениамин Карлович.
Чекист с усами свирепо посмотрел на Селиванова.
– Я вам говорил, – обрадовался он, – я говорил, что он сквозь стены проходит.
Но чекисты не пожелали ему поверить.
– Не болтайте чепухи, товарищ Селиванов. Все гораздо проще. Среди вас предатель. Кто-то открыл вашему Бахметьеву дверь.
– Но я… – залепетал Селиванов. – Я все время с вами. И вообще... – посмотрите, что он тут принес. У нас такого и нет ни у кого.
Товарищи из Москвы все никак не желали внять голосу разума.
– Как он вообще сумел проникнуть в здание? Черт те что тут у вас творится!
Потом они увидели масляный обогреватель, блестящий металлический термос и газету за 22 июня 200... года.
Селиванов с облегчением вздохнул. Дальнейшее было ему знакомо. Чекисты, конечно, понеслись вниз допрашивать часовых у входа, дежурных по этажу, надзирателей в коридоре.
Наконец чекисты устали бегать и слушать про муху и сорвали голос. Они вернулись в карцер, откуда они забыли выставить Вениамина Карловича, выгнали его обратно в камеру и стали рассматривать незаконно доставленные туда вещи.
Больше всего их заинтересовала печка. Она напоминала чугунную батарею отопления, но была легкая, светло-серая, на колесиках и с двумя рычажками сбоку.
– Смотрите, – позвал успокоившийся Селиванов. – Тут буквы иностранные.
– «Сам-сунг», – прочитал чекист с усами.
– Сам – чего? – не понял Селиванов.
– Не наша она, – догадался чекист. – Бахметьев, говорите, притащил?
– Я ничего не говорю, – обиделся Селиванов. – Это шпион Штольц говорит…
– Значит, Бахметьев все-таки шпион! – осенило сразу обоих чекистов.
– Но как все-таки он сюда пробрался?! – удивились галифе.
– Значит, точно американский шпион, – осенило усы.
Они оба немного успокоились. Раз американский шпион – тогда понятно. Этот и сквозь стены пройдет – на то он и американский шпион.
Селиванову стало скучно. Какая разница, как пробрался. Главное, что за ним никак не уследишь и что он, этот американский шпион, теперь неизвестно что с Селивановым сделает за немца.
Чекисты теперь разглядывали газетку, которую Вениамин Карлович обнаружил в кармане тулупа.
– Ничего не понимаю, – взволнованно говорили галифе. – Вроде газета ваша, средневолжская, только как-то странно.
– «Сабвуферы, тонирование», – прочитал Скворцов, перегнувшись через его плечо. – Это еще что за штука такая?
– «Лечение зубов, – продолжали галифе, и его брови полезли наверх, – светокомпозиты, металлокерамика. Доступные цены». Доступные цены? – повторил он, и его брови, казалось, уже покинули лоб. – Это как?
– А вот, – ткнул пальцем Селиванов. – «Девушки»… «средневолжские красавицы»… «красивые девушки». И телефоны даны, – озадаченно добавил он.
– Что бы это значило? – задумался Скворцов. – Может, ателье какое?
– Да нет, вы посмотрите, – тыкал пальцем Селиванов. – Телефоны-то какие. Раз, два, три, четыре, пять…
– Вышел зайчик погулять, – перебили его усы. – Я тоже считать умею.
– Да ведь телефоны восьми... то есть девятизначные. А у нас четырехзначные только.
– А вот, смотрите, – возбужденно перебил его Скворцов. – «Компьютерный набор, верстка, распечатка»… Это что, а? – жалобно спросил он.
– Я вам говорил, я вам говорил, – заикаясь от возбуждения, воскликнул Селиванов. – Там, где Бахметьев, там что-то… что-то… – Селиванов задумался. – У Бахметьева есть такая штука – компьютер называется. И там еще какая-то машинка печатает то, что на экране. И даже картинки.