Неизбежность
Шрифт:
— Эй, ну нет! — протестует Ксавье, пытаясь загородить ладонью злополучное устройство.
Аддамс не успевает отдернуть руку.
Их пальцы сталкиваются, и он ловко перехватывает её тонкую бледную ладонь. Тепло его кожи обжигает Уэнсдэй уже знакомым лихорадочным огнём, мешая концентрироваться на дороге. Титаническим усилием воли она заставляет себя не думать об этом.
Но руки не отнимает, почему-то позволяя ему переплести пальцы со своими.
Внимательно прислушивается к своим внутренним ощущениям, но даже суровое рациональное
Вдобавок Ксавье наконец переключает песню, меняя ужасающую какофонию звуков на концерт симфонического оркестра.
Вести машину одной рукой непривычно, приходится сбавить скорость еще больше. Пейзаж за окном понемногу видоизменяется, и на смену хвойным деревьям приходят заросшие сорняками поля и редкие кустарники. Похоже, они приближаются к границе штата.
— Знаешь, для новичка ты отлично справляешься, — в какой-то момент произносит Ксавье.
— Я отлично справляюсь со многими вещами, — отзывается Уэнсдэй, и он усмехается, явно расценив эту фразу по-своему.
— Не сомневаюсь.
Она уже открывает рот, намереваясь сказать очередную колкость, но Ксавье вдруг приподнимается на сиденье и придвигается ближе. Почуяв неладное, Аддамс бросает на него отрывистый предостерегающий взгляд. На его губах вдруг расцветает загадочная улыбка, не предвещающая ничего хорошего.
А в следующую секунду она чувствует, как свободная рука Ксавье ложится на её колено. Oh merda. Жаркий импульс мгновенно пронзает все тело, и у нее против воли вырывается слишком громкий вздох. Уэнсдэй даже не может дернуть ногой, чтобы сбросить его ладонь — она вынуждена удерживать педаль газа. Продолжая улыбаться, он медленно скользит пальцами вверх по колену, и она во второй раз проклинает Энид за кошмарный выбор платья. Струящийся шифон слегка задирается.
— Мы можем попасть в аварию, — угрожающе произносит Уэнсдэй, чувствуя, что с каждой секундой он придвигается все ближе.
Горьковато-древесный аромат его парфюма окутывает дурманящим облаком.
Это не должно быть таким приятным.
Это не должно ей нравится.
Но это приятно. Дьявольски приятно.
— Ты ведь любишь риск… — шепчет Ксавье ей на ухо, опаляя ледяную кожу горячим дыханием.
И от бархатного тембра его голоса все внутренности Аддамс неизбежно скручиваются в тугой узел. Жаркая волна мурашек проходит по её телу, и она чувствует, что грудь под тонким платьем начинает вздыматься чаще. Ловкие длинные пальцы сминают черный шифон, податливая ткань ползет выше, обнажая колени. Уэнсдэй посылает еще одно мысленное проклятье в адрес Синклер, которая притащила чулки вместо привычных плотных гольфов.
— Вау… — восторженно выдыхает Ксавье, поглаживая большим пальцем широкую кружевную резинку.
Сама того не замечая, Уэнсдэй немного подается навстречу его руке. Между бедер возникает пульсация, неуклонно нарастающая с каждым прикосновением. А когда Ксавье задевает кончиками пальцев участок
— Нет. Продолжай вести, — негромким шепотом произносит Ксавье, и в его интонациях отчетливо угадываются нотки приказа.
Oh merda. Трижды. Нет, десятикратно.
Уэнсдэй Аддамс ненавидит, когда ей указывают, что делать, но сейчас… Сейчас тело отзывается совершенно немыслимым образом. Кровь приливает к лицу, окрашивая извечно бледную кожу в слегка розоватый оттенок. Сердце заходится в бешеном, нечеловеческом ритме. Бедра непроизвольно раздвигаются шире под его сокрушительным напором.
Умопомрачение.
Не иначе.
Губы Ксавье склоняются к её виску, прижимаются всего на мгновение, чтобы скользнуть ниже — задеть мочку уха, опуститься на шею, где под ледяной кожей отчаянно бьется сонная артерия. Уэнсдэй невольно вздрагивает, и белый Форд слегка виляет вправо. Она впивается в руль с такой силой, что хрупкие костяшки становятся мертвенно-белыми.
Она хочет приказать ему прекратить.
Но слова застревают в горле, когда рука Ксавье движется дальше и замирает между её раздвинутых ног.
Он вскользь проводит подушечками пальцев по полоске кружевной ткани, давно промокшей насквозь.
— Еще, — отрывисто выдыхает Уэнсдэй, безуспешно пытаясь унять нарастающую дрожь во всем теле.
Ксавье самодовольно усмехается ей в шею — ударить бы его ножом за такое — и надавливает сильнее. Она прикусывает губу, чтобы сдержать стон. Настолько сильно, что начинает ощущать приятный металлический привкус крови. Это нисколько не отрезвляет, а только сильнее распаляет концентрированное желание.
Уэнсдэй едва может следить за дорогой.
Пропускает очередную неровность на асфальте, и автомобиль слегка потряхивает.
Его пальцы мучительно медленно отодвигают в сторону узкую полоску ткани. Проводят по нежным складочкам, собирая горячую влагу. Это невыносимо острое ощущение, ей уже не сдержаться — сквозь стиснутые зубы вырывается приглушенный стон. Воздух кажется раскаленным, импульсы возбуждения пронзают каждую клеточку тела, напряженного, словно тугая струна. Нервные окончания воспламеняются.
С губ против воли срывается стон — громче и протяжнее первого. И это будто служит сигналом к действию. Ксавье впивается в её шею жадным, почти собственническим укусом и резко вводит в нее сразу два пальца. Уэнсдэй выгибает спину, вцепившись заостренными ногтями в кожаную оплетку руля. Он не дает ей времени привыкнуть к болезненному растяжению, начиная двигаться в яростном быстром ритме. При каждом толчке его большой палец упирается в клитор, и тянущая пульсация внутри усиливается в сто крат.