Неизменная любовь
Шрифт:
Я смотрела на него, не мигая. Нет, мой сын в двадцать лет рта для произнесения такой чуши бы не раскрыл.
— Это всего на две ночи, — сказала я.
— Что?
И он действительно не понял меня. Хлопал карими глазами, как ослепленный.
— Мы с тобой в одной комнате будем спать всего две ночи, — проговорила я чуть ли не по слогам. — Мы не будем друг друга раздражать. У нас на это не будет времени.
— Спасибо, сеньора.
За что он только что меня поблагодарил? Нет, английский меня не напрягает. Он говорит медленно и не использует молодежный сленг — большое ему за это
Паясо отступил еще на шаг и рухнул на кровать, лишь чудом не шарахнувшись башкой о планку верхней лежанки. Я тут же схватила свой рюкзак и пожелала изможденному «свинопасу» приятных снов. И, мысленно добавив «пусть тебе приснится рыжая свинья!», шагнула в ванную комнату, молясь найти в ней задвижку. Ура, задвижка на двери была. Но больше здесь ничего не было. Квадратное зеркало в темной раме над белой раковиной. На стене диспенсер для мыла на все случаи жизни, чтобы и руки помыть и из душа, откинув занавесочку, дотянуться можно было. Стена за ванной выложена сверху белым, а снизу темно-синим кафелем. Одним словом — убожество.
Впрочем, за такие маленькие деньги и на две ночи — нормуль. Надо просто суметь превратиться на сорок восемь часов в беззаботную студентку! Или загонять себя по памятникам старины до высунутого языка, чтобы стало плевать, где отбросить копыта!
Глава 5 "Ми пиро, вампиро"
Завернувшись в полотенце, я стояла перед зеркалом, колдуя над лицом — одного купания в Средиземном море недостаточно, чтобы сделать кожу бархатисто-гладкой, потому на помощь водной стихии пришли крема. Клоун сделал мне правдивый комплимент — я действительно пока еще не выглядела на сорок. Хотя бы с того расстояния, на котором общаются незнакомые люди. А морщинки вокруг глаз можно списать на усталость, которую душ не смыл, а наоборот утроил.
Подсушив полотенцем волосы, я достала из рюкзака свежее черное белье и красную майку, достаточно длинную, чтобы прикрыть бедра. Завтра добавлю к наряду короткую юбку и пойду гулять по римским развалинам. Одна! А сейчас мне надо попытаться уснуть, как можно быстрее, а то, как я понимаю, мое американское чудо проснется ни свет ни заря.
Но только я вышла в комнату, за спиной сразу завопил телефон. Никогда так долго я его не искала — наверное, больше поглядывала, не проснулся ли мальчик, чем смотрела в недра рюкзака. Потом, к счастью, до меня дошло, что можно выскочить на стремный балкон и закрыть дверь. И вот наконец телефон оказался у уха, а сердце в пятках:
— А у нас тут ЧП…
Я замерла.
— Посудомойка сломалась.
Хорошо еще Слава не растягивал слова, и я не успела представить себе никакое другое ЧП, которые последнее время ассоциировались только с папиным и маминым здоровьем. К счастью, Слава пока был в форме, в относительно хорошей для своих шестидесяти двух лет.
— И для этого ты звонишь? — Я все еще не могла открыть глаз.
— Нет, — в голосе Славы послышались звонкие нотки. — Чтобы пожелать моей девочки доброй ночи, — и тут же серьезно. С чувством, толком, расстановкой: — Хочу завтра закрыть вопрос с посудомойкой. Если теща в довершение всего будет мыть посуду руками…
— В довершение чего?
Я наконец открыла глаза и, сообразив, что стою слишком близко к шатким перилам, отступила к двери и даже прижалась к стеклу спиной.
— Янусик, давай не начинать…
Я аж представила себе, как он положил сейчас на стол руку с растопыренными пальцами. Это «знак-кирпич», дальше говорить нельзя. Но он сам говорил, а я лишь слушала:
— Без тебя даже посудомойка не хочет работать. Я час с ней провозился. Давай купим новую?
— Давай, — согласилась я, глядя на проезжающий по улице мотоцикл. — Купи белую, под цвет кухни. И главное не Бошевскую. И с третьей полкой… Ну той, что для ножей. Энерджи-Эфишент. И обязательно Фристендинг.
— Яна, хватит ругаться матом. Скажи, какую конкретно.
— Откуда я знаю! Погугли, что у них есть…
Черт, слово «погугли» вгоняет моего мужа в полный ступор.
— Погугли сама и пришли мне фотографию с фирмой и моделью, чтобы я сунул им под нос.
Ну, конечно, даже на пальцах так и не научился объясняться на инглише. А что — секретарь-переводчик всегда под боком! А тут нате, нема… И это человек, у которого мобильный телефон появился раньше меня! Наверное, хорошо, что Вячеслав Юрьевич вовремя смотал удочки из бизнеса, вложив все сбережения в недвижимость, и размотал их на финском озере. Но погуглить посудомойку-то можно!
— Слав, я вернусь и куплю, ладно?
— Ян, я объяснил тебе, что не хочу, чтобы теща мыла за мной посуду…
— Господи, ты что, сам тарелку за собой вымыть не можешь!
— Янусик, — муж выдержал паузу. — У тебя отвалится выбрать посудомойку?
— Хорошо, я пришлю картинку. Это все?
Я спросила с непонятным вызовом, и Слава на секунду даже замолчал.
— Нет, не все…
Теперь молчала я. Пусть продолжает.
— Просто хотел услышать твой голос.
— Иди спать. Я тоже иду спать.
— Так рано? На мою жену не похоже.
— Я в чужом доме, — привирала я с чистым сердцем.
Только не хватало ему знать правды. Ведь не удержится от смеха, расскажет маме, а вот она точно начнет психовать без всякого на то повода. Я ее знаю. Как и то, что уже достаточно заставила ее понервничать, когда по уши втюрилась в мужика на двадцать два года меня старше. Сейчас ее нервы надо беречь. Ей хватает папы… Ну, и зятя, конечно. Мужики-то как дружили, так и дружат, а вот с тещей у Вячеслава Юрьевича как не заладилось с самого начала, так и идет вверх по спирали. Не переругались бы там… из-за грязных тарелок.
— Хозяева легли спать, — уже чуть ли не шептала я. — Я на балконе и мне страшно, такой он хлипкий. Давай завтра я тебе из римского цирка позвоню, договорились?
— Это ты меня так ласково послала, Янусь, да?
— Ну… — я тоже улыбалась. — Могу и не ласково…
— Янусик, я скучаю. Безумно…
— Слава, всего десять дней…
— Это тебе — всего, а мне — целых десять. К тому же, с субботы я тебе не звоню.
— Можешь звонить, — еще шире улыбнулась я. — Хоть какое-то разнообразие будет. Днем Алка поноет, вечером — ты…