Неизвестная сказка Андерсена

Cказка сама по себе является артефактом. Возникнув очень давно, она существует и поныне.

Сказка – это вера в чудо и справедливость, в то, что зло будет наказано, а добро непременно восторжествует. И даже когда мы взрослеем, отгораживаемся заботами и делами, становимся серьезными, сказка продолжает жить.

И оставляет надежду на то, что когда-нибудь…

Дюймовочка попадет в волшебную страну и встретит принца, Стойкий Оловянный Солдатик

Сказка – это зеркало, в котором отражается мечта, а с нею – подспудные страхи, но ведь сказка тем и хороша, что финал обязательно будет счастливым.

С уважением, Лесина Е.

Громко тикали напольные часы. Мальчик не видел их, но хорошо представлял себе и огромный, покрытый лаком короб, и натертые до блеска стекла в дверцах, и огромный, сияющий медью циферблат с темными цифрами, и стрелки. На одной жила луна, на другой – солнце, изредка небесные светила встречались, но лишь для того, чтоб снова разбежаться. Были у часов и цепочки с грузилами в виде сосновых шишек, и крохотное отверстие для ключа.

Мальчику нравилось смотреть, как заводят часы: едва слышно скрипят пружины, пощелкивают шестерни, шелестят стрелки, подгоняемые пальцами, и ползут вверх, к самому циферблату, отвесы. Потом несколько мгновений тишины и безвременья, и снова: цок-цок-цок, чок-чек-чок… здравствуй, солнце-брат… лучи-лепестки, пухлые щеки, крохотные камушки-глаза.

– Да-да-да… ох-ох… тиш-ш-ше, – доносилось из темноты. Скрипели половицы, стонали двери, ветер шуршал в задвинутые ставнями окна. И вот уже тиканье растворилось в этом скоплении звуков.

Страшно.

Тук-тук-тук – сердце в груди.

Стук-стук-стук – клен за окном.

– Дай-дай-дай, – требует кто-то. Мальчик оборачивается, тянет руки в темноту и тут же одергивает – пусто. Холодно. И живо. Ну, конечно, оно живо, оно здесь, оно вздыхает и требовательно, настойчиво шипит: – Дай же!

– Уйди! – Мальчик ныряет под одеяло, скручивается клубочком и затыкает уши пальцами, сильно-сильно, до боли, до звона. А оно все равно просачивается, принюхивается, лезет: – Дай!

Кто-то ходит, кто-то дышит, шумно, с присвистом. Вздыхает. Всхлипывает и тянет:

– Да-а-ай!

Мальчик, не выдержав, сбрасывает одеяло, садится на кровати и почти кричит:

– Уйди!

Но в комнате никого нет. Пусто и даже не очень темно: серо-лиловая зыбь подрагивает, но это от его собственного дыхания, и отползает, только в самом углу комнаты, между комодом и стеной, ворочается черная Тень. Не такая, как другие тени – дневные ли, ночные – живая.

Тень мальчика заметила, замерла и, выкатившись из угла, сказала:

– Здравствуй, мальчик.

– Здравствуй,

– Ты меня боишься?

– Н-нет, – мальчик соврал, он очень боялся Тени – длинной, угловатой и черной-пречерной, как печная сажа.

– Боишься-боишься, – у Тени был хрипловатый голос и зеленые кошачьи глаза. Смотрела она внимательно, с прищуром и уходить не собиралась, хотя мальчик, вспомнив наставления пастора, скоренько прочитал «Отче наш» и потом еще на всякий случай «Аве Мария». Тени понравилось, Тень, подтянувшись, забралась на кровать и распушила перья. Да, да, самые настоящие перья, теперь она походила на огромного черного петуха, обитавшего на птичьем дворе Корбычевой вдовы.

– Красиво говоришь, – Тень зевнула и, коснувшись мальчика липкой лапой, сказала: – Ты очень славный мальчик, я давно за тобой наблюдаю. Да, да, наблюдаю. И знаю, что ты любишь придумывать то, чего нет.

– Это что же? – мальчик обиделся. Ему показалось, что Тень назвала его вруном. А это неправда! Он не врал, разве что самую малость, когда совсем без вранья обойтись нельзя было.

– Часы. Ты же придумал часы. Ты их видел в доме вдовы шляпника, и то через окно.

– Нет!

– Да, я – твоя Тень, я знаю, что на прошлой неделе ты забрался в ее садик и заглянул в окно. А глупая гусыня как раз заводила часы. Тебе они очень понравились, верно? И ты подумал, что неплохо, наверное, если эти замечательные часы поселятся в твоем доме.

– Неправда, – очень-очень тихо сказал мальчик, хотя с садом Тень угадала. – У нас свои часы! Это мамино приданое!

– Твоя матушка – прачка, отец – сапожник. Откуда у них деньги на часы? Нет, ты их придумал. Но это хорошо. Если ты можешь придумать так, чтобы придуманное ожило, то ты – очень талантливый мальчик, и мне с тобою повезло. Теперь мы вместе будем придумывать.

Мальчик не хотел слушать Тень, он даже попытался столкнуть ее с кровати, но босые пятки прошли сквозь черноту, а тиканье вдруг пропало.

– Вот-вот, – Тень взъерошила перья. – И дом твой совсем не такой. На самом деле он ведь маленький, правда? И пахнет в нем…

Клеем пахнет, кожами, едким мылом и травами и еще, когда приходит бабушка, болезнью. Правда, этот запах никто, кроме мальчика, не слышит, но он определенно существует.

Или нет?

– Я настоящая, – обиделась Тень. – И ты настоящий. И все, что ты видишь, тоже настоящее. А поэтому мы будем смотреть.

– Куда?

Тень заквохтала, заворочалась, хлопнула крыльями и сказала:

– В прошлое. Или в будущее. Или в очень далекое настоящее. Какая разница? Главное, ты смотри. Запоминай.

– А что потом?

– Потом ты расскажешь об увиденном. Если не забудешь.