Неизвестная земля (сборник)
Шрифт:
Внимательно выслушав мнение Борна, Сидор Омегин неопределенно пожимает плечами. На крупном, мясистом лице его явная неудовлетворенность.
— Не убеждает? — не скрывая иронии, спрашивает его Алексей Русин.
— Да, не очень. Это я и без Борна знал. К тому же сам Борн теоретик старой школы.
— А Фок?
— Какой Фок?
— Наш академик Фок какой, по-твоему, школы?
— Ну, Фок, конечно, другое дело. А что, он тоже?…
— Да, утверждает то же самое. В одной из своих последних статей он написал: «При приближении скорости тела к скорости света масса тела неограниченно возрастает; вследствие этого
— Ну ладно, спасибо за консультацию, — не очень довольно произносит Омегин. — Значит, эта догма пока еще нерушима для наших академиков? Однако в наших молодежных научно-популярных журналах мыслят, видимо, прогрессивнее… И, знаешь, я все-таки на них буду ориентироваться и не стану переделывать своего романа.
— Делай как знаешь…
— Да, и вот еще что чуть не забыл тебе сказать, — спохватывается Сидор, собираясь уже уходить. — Я сосватал тебя вчера одному иностранному журналисту.
— То есть как это — сосватал? — удивляется Алексей Русин.
— Порекомендовал ему к тебе обратиться. Когда ты ушел вчера из Дома литераторов, к нам привел его кто-то из комиссии по иностранной литературе. Представил как корреспондента американского научно-популярного журнала. Он, оказывается, проявляет интерес к нашим фантастам. А конкретно — к пишущим о тайнах земного ядра. Я и назвал ему тебя. Так что он может позвонить или даже зайти к тебе. Очень энергичный джентльмен. Фамилия его Диббль, Джордж Диббль.
— Ты оказал мне ту услугу… — хмурится Алексей. — И не очень понятно: с чего это вдруг у американского журналиста интерес к такой теме?
— Говорит, что в связи с предстоящим проведением нового Международного геофизического года. И особенно из-за новых попыток сверхглубинного бурения по проекту «Мохол». В этом году возобновят его, кажется, и у нас и в Америке. Да, кстати, почему этот проект называется «Мохол»? Если в честь югославского сейсмолога Мохороховичича, то уж скорее тогда «Мохор».
— Ты порадовал меня не столько своей эрудицией по данному вопросу, — усмехается Алексей, — сколько любознательностью, которой я в тебе прежде не наблюдал.
— Пришлось кое-что почитать, — простодушно признается Омегин. — Жора Диббль обещал встретиться со мной и поговорить о моих творческих планах. Ну, а что же такое этот «Мохол»?
— Гибрид из фамилии Мохороховичича и английского слова «hole» — скважина: «Мохол».
— Ну, спасибо. Теперь мне не нужно рыться по разным книгам. А тебе я сначала позавидовал, но, наверно, это ужасно все-таки — иметь так много книг? Ну, будь здоров и извини за беспокойство. Привет мамаше!
12
Алексей Русин просыпается около семи утра. Солнце уже заглядывает в окно, отбрасывая длинные тени кактусов, стоящих на подоконнике, на большой, до блеска отполированный письменный стол. Нужно вставать и делать зарядку, но Алексею хочется полежать немного, насладиться утренней тишиной — дома все еще спят, на улице тоже тихо.
В голове ясные, четкие мысли. Радостно видеть рождение нового дня. Наверно, это совсем-совсем новый день планеты или новый миг вселенной, дальнейшее развитие ее галактик, звезд и планет. И не может быть, чтобы все это уже было когда-то именно таким же, если даже вселенная «осциллирует» или «пульсирует». Не верится Алексею, чтобы все повторялось точь-в-точь через любые миллиарды лет. После каждой катастрофы материя вселенной формируется, наверно, из новых, все более совершенных элементов. Сейчас это лептоны, мезоны, нуклоны и гипероны, а в предшествующем цикле, пятнадцать-двадцать миллиардов лет назад, было, пожалуй, что-то более простое, менее развитое, может быть, доатомное.
Как все удивительно сложно! А что происходит в период сжатия вселенной? Особенно когда она уже сжалась в сверхплотную ядерную каплю? Куда девается тогда пространство, оно ведь немыслимо без материи?…
Невообразимо труден этот вопрос! Скорее всего вселенная все-таки пульсирует между какими-то крайними точками расширения и сжатия, но не сплющивается до сверхплотной капли.
Но и тут много неясного, а Алексей так любит ясность. Когда он вычитал у Шепли, что существует определенная пропорциональность между атомом водорода, человеком и Солнцем, он буквально ликовал весь день, сообщая об этом чуть ли не каждому встречному. Ведь это и в самом деле знаменательно, что человек является средним геометрическим между звездами и атомами!
Нужно вставать, однако…
И Алексей встает, распахивает окно и, конечно же, не может удержаться от того, чтобы не бросить взгляд на третий этаж противоположного дома, хотя и знает, что Варя никогда не появляется у своего окна так рано.
Зарядку он всегда делает очень усердно, по системе, разработанной им самим.
И снова мысли о повести, которую он окончательно решается коренным образом переработать. За эти несколько дней он перечитал много книг по геологии и геофизике. Да, тайн тут немало. Не ясно ведь до сих пор: расширяется ли Земля? Дрейфуют ли материки? Из чего состоит мантия планеты? Даже о земной коре знаем мы, оказывается, слишком мало. Понятие земной коры появилось еще тогда, когда полагали, будто Земля раскаленный шар, покрывшийся твердой коркой в результате остывания. Но теперь почти не остается сомнений, что планета наша родилась холодной и лишь потом, в результате радиоактивных процессов, стала разогреваться. Что же в таком случае считать ее корой?
А сколько еще неясного, спорного, противоречивого? Даже то, что нижний слой коры базальтовый, известно лишь предположительно, на основании лабораторных опытов.
И все-таки Алексея радует то бесспорное и логически обоснованное, что удалось достигнуть геофизикам. — Ты скоро кончишь свою зарядку? — кричит из кухни Анна Павловна. — Папе сегодня нужно уйти пораньше, и завтрак уже готов.
Размышляя над тайнами планеты, Алексей и не заметил, как растянул свою физзарядку чуть ли не на полчаса. Спохватившись, он спешит в ванную, не забыв заглянуть в окно. Ну да, Варя уже на своем месте!
«Железная у нее система», — усмехается Алексей. И хотя занятие ее считает он несерьезным, неуклонное выполнение ею косметической процедуры всегда в одно и то же время нравится ему. «По всему видно, у девушки есть характер. Чего не скажешь о ее вкусе…»
Это уже в адрес Вадима Маврина.
— А куда это ты торопишься сегодня, папа? — спрашивает он Василия Васильевича за завтраком.
— Да так, разные дела, — уклончиво отвечает Русин-старший.
— Наверно, опять в связи с профессором Кречетовым?