Неизвестные Стругацкие От «Страны багровых туч» до «Трудно быть богом»: черновики, рукописи, варианты.
Шрифт:
Китайскому космонавту Ши Фэнь-ю особенно не повезло, ибо в черновиках в одном случае он — Уайт, в другом — поляк Миньковский, а в издании 1969 года вообще Крюгер из Бразилии.
В основном же текст 1969 года был тот же. Правда, не могу не упомянуть об одной интересной опечатке. Перед испытательным пробегом «Мальчика» в рукописи Ермаков Быкову рекомендует выпить десять таблеток колы. В издании 1959 года — десять таблеток тонина (вероятно, по аналогии со словом «тонус»), а в издании 1969 — таблетку танина. Что, по звучанию, соответствует, вероятно, таннину — «вяжущему лекарству с противовоспалительным действием».
Издание в «текстовском» собрании сочинений Стругацких повторяет первоначальную версию от 1959 года. И тем
Те же иллюстрации И. Ильинского воспроизвела «Тегга Fantastical публикуя „Страну багровых туч“ в „Мирах братьев Стругацких“. Об этой серии „людены“ узнали на „Интерпрессконе-96“ и сразу же провели коротенькое совещание с Николаем Ютановым, главой „Тегга Fantastica“, на предмет: какую помощь они смогут оказать издательству в подготовке „Миров“ и „почему мы раньше не знали?!“. В то время я как раз привезла БНу обработанные черновики СБТ. Обилие интересных дополнений к текстам меня тогда потрясло, и я предложила „дополнить“ „Страну…“. Увы, спешка всегда выходит боком, макет надо было уже отправлять в типографию, и пришлось по приезду из Питера срочно (в течение двух недель) выбирать эти самые „дополнения“, перепечатывать их на пишмашинке (компьютер для меня тогда был отчасти фантастикой) и отправлять поездом в Питер (об электронной почте тогда нечего было и мечтать). Из-за спешки и там и тут в тексте появились некие несообразности. И если спешка работников издательства привела к тому, что вставлялись „кусочки“ иногда не туда ил и не так (а один абзац — вероятно, наиболее понравившийся — был вставлен два раза — на 44-ю и 45-ю страницы книги), то моя спешка вылилась в явление на борту „Хиуса“ бывшей ипостаси Юрковского — Бирского. Он, оценивая беседу планетолетчиков, хмыкает и… более не появляется до конца повествования.
Перечисляя многочисленные исправления в рукописи СБТ, рекомендованные идеологами цензуры, поймала себя на мысли, что все это несколько противоречит словам из „Комментариев“ Б. Н. Стругацкого о повести: „…безнадежно дурная, дидактично-назидательная, восторженно казенная <…> обремененная су конной назидательностью и идеологическими благоглупостями.
Фантастики Ближнего Прицела“. Все-таки не настолько Стругацкие были в то время (середина пятидесятых) настроены прокоммунистически [21] (не по теории того коммунизма, который они показали в „Полудне…“, а того, в котором „каждому по потребности“, но потребности эти будет определять верховная власть), если столько пришлось убирать, исправлять, менять…
21
Думаю, что здесь автор книги проявляет некую идиосинкразию к слову „коммунизм“ и пытается как-то выгородить, „оправдать“ АБС. Вряд ли они в этом нуждаются. А столько менять и править в СБТ пришлось по другой причине: жили они (и мы) тогда вовсе не в коммунистической стране, а в стране военно-бюрократической олигархии, „власти райкомов“. Я считаю, что Стругацкие были настроены именно прокоммунистически: они живописали Утопию И верили в ее пришествие. — В. Д.
Правда, это сыграло и отрицательную роль. Теперь Авторы будут заниматься своего рода самоцензурой: если этого не пропустят, то об этом и писать не будем. Либо как-то иносказательно. Либо даже убирая некоторые „непроходимые места“ на этапе написания чистовика.
„ИЗВНЕ“
Эта маленькая и забытая даже любителями творчества Стругацких повесть не явилась бы предметом исследования, если бы не обилие фактических материалов, служащих примером
„Писать надо либо о том, что хорошо знаешь, либо о том, чего не знает никто“.
Повесть состоит из трех рассказов, первый и второй из них описывают по кусочку жизни каждого из братьев (с некоторыми фантастическими дополнениями, разумеется). Восхождение альпинистов-военных — это, конечно, из жизни Аркадия Натановича, служившего на Дальнем Востоке. Археологи в Средней Азии — это из жизни Бориса Натановича; он не раз в своем творчестве будет возвращаться к этому моменту.
А третья часть — это „о том, чего не знает никто“. Тут уж братья дали волю своему воображению. Можно только представить себе, как это было упоительно: придумывать новые и новые формы жизни, населяющие зверинец Пришельцев; как по очереди (или перебивая друг друга) каждый старался выдумать что-нибудь более необычное; как затем каждый „вольный полет фантазии“ был „испробован на прочность“ (а может ли быть таковое вообще). Остается только пожалеть, что мы не присутствовали при таких вот „беседах-сражениях“ или что не было с ними в то время магнитофона, записывающего все эти обсуждения, чтобы потом мы могли послушать самое интересное, наверное, в творческой кухне: обсуждение будущего меню и перечень нужных ингредиентов… Мы можем только вкушать итог этого.
„Объяснительная часть должна быть наиболее короткой; лучше, чтобы ее не было вообще“.
Часть такого спора-обсуждения сохранилась в черновиках „Извне“. Наверняка именно так и велись беседы за столом, „междусобойчики“, в которых каждый из присутствующих отстаивал свою точку зрения, беря доказательства „с потолка“ и подтверждая их тогдашними теориями. Беседы в кругу друзей-единомышленников, беседы между коллегами-научниками, беседы в студенческих компаниях. Каждый из нас наверняка может вспомнить такое же.
Сделав несколько вариантов начала „Извне“, Стругацкие, вероятно, увидели: то, что так интересно в жизни (каждый помнит, какой подъем, какие пылающие души и глаза, какое воодушевление мы испытывали, обсуждая ту или иную проблему мироздания с друзьями), оказывается при изложении сего на бумаге бледным отражением, засушенным цветком, тенью, безнадежно скучной тенью… Ясна была цель: путем такого вот описания дружеской беседы за столом попытаться объяснить весь дальнейший рассказ… подвести читателя к мысли о существах иных миров… возможно, даже ввести в эту компанию спорящих человека, который точно знает (ибо видел сам), и далее уже вести рассказ от имени свидетеля… Попытка не удалась. Нам же остались не сколько зарисовок тех споров… И, возможно, эти листочки, имеющие весьма далекое отношение к рассматриваемой повести, были бы отнесены к отдельному разделу данного исследования „Неизвестные рассказы“, если бы не стояло в начале каждого заглавие „Извне“ и (чуть ниже) цифра „1“, то есть первая глава.
— Таким образом, — сказал Астроном, — основные положения нашей теории…
— Скажем, гипотезы, — проворчал Археолог, выбивая трубку.
— …нашей гипотезы, согласен, могут быть сформулированы следующим образом. Во-первых, среди миллиардов звезд в Большой Вселенной многие имеют планетные системы, сходные с нашей. Есть возражения?
— Пока нет.
— Пока… Хорошо. Известная часть этих планетных систем…
А их миллионы, заметь… включает планеты, массовые и температурные характеристики которых совпадают или, по крайней мере, весьма схожи с теми, что мы имеем для Земли, Венеры и Марса.
— И ты можешь доказать это?
— Да. Доказательство довольно элементарно… для обладающих хотя бы самым примитивным понятием о теории вероятностей.
— Ну ладно, ладно. Дальше.
— Во-вторых…
— В-третьих…
— В-третьих, нет никаких оснований полагать, что эволюция материи на таких планетах идет путем, резко отличным от эволюции материи в условиях Земли, или совсем отсутствует.
Согласен?
— Мгм… — Археолог снова набил трубку и зажег спичку. У него было худое нервное лицо, большой залысый лоб и всего два пальца на левой руке.