Неизвестные Стругацкие. От «Града обреченного» до «"Бессильных мира сего» Черновики, рукописи, варианты
Шрифт:
В архиве АБС о работе над ПЛЭ ничего не сохранилось. Ни каких-либо разработок сюжета или действующих лиц, ни чернового или чистового варианта, Может быть, и лежит где-нибудь еще эта папочка с материалами по ПЛЭ, но пока она не найдена.
Различия же в изданиях ПЛЭ (хотя и издавались-то ПЛЭ практически в канун и в самом начале перестройки) весьма интересны.
Первый раз ПЛЭ были опубликованы в журнале „Изобретатель и рационализатор“ в двух летних номерах 1985 года. Затем были переиздания в межавторском сборнике „Современная фантастика“ (1988), в журнале „Советский Союз“ (1989), в авторском сборнике сценариев АБС (сборник вышел в 1990 году под названием „Пять ложек эликсира“ и содержал в себе „Дело
ПЛЭ в разных изданиях имела подзаголовок „киносценарий“, или „киноповесть“, или даже „фантастическая киноповесть“. В первом издании имелся еще один подзаголовок: „Журнальный вариант“. И действительно, текст был несколько сокращен, ужат, но несущественно — выпали некоторые описания и части диалогов.
Хотя в этом издании есть и небольшие дополнения, отсутствующие в других публикациях. К примеру, при встрече со Снегиревым в больнице Курдюков добавляет: „Коньячок за мной. Как только выйду — в первый же день“; или там же, при упоминании об институте, уточняет: „…тот, на Богородском шоссе…“
Возвратившись домой, Снегирев обнаруживает у себя на плаще воткнутое шило и вспоминает поочередно предостережение Курдюкова, разбитые булыжником бутылки, наезжающий на него МАЗ. В журнальном варианте дополнение: „…и вновь бормотанье Курдюкова: „Не дай бог тебе отравиться, Снегирев…“ Слишком много для одного дня“.
Разъяренная Наташа наступает на Снегирева с „хищно шевелящимися пальцами“… В журнале дополнение: „…норовящими выцарапать глаза“. Иван Давыдович, объясняя действие Эликсира Жизни, уточняет: „Но он спасает от старения“. Курдюков, пытаясь отговорить Снегирева, перечисляет трудности жизни после согласия стать бессмертным: „Всю жизнь скрываться, от дочери скрываться, от внуков…“ и в журнале поясняет: „Они же постареют, а ты — нет!“ и тут же, только в журнале, добавляет: „Лет десять на одном месте — больше нельзя“.
Иван Давыдович на предложение Наташи устроить дуэль на шпагах, говорит: „Если принять во внимание, что Феликс Александрович сроду шпаги в руке не держал…“, а в журнале добавляет: „…а Басаврюк дрался на шпагах лет четыреста подряд…“ А когда рассказывает о своих научных открытиях („По понятным причинам я вынужден сохранять все это в тайне, иначе мое имя уже гремело бы в истории…“), здесь добавляет: „…гремело бы слишком, и это опасно“. И далее сетует на отсутствие интеллигентного человека среди бессмертных: „…способный оценить красоту мысли, а не только красоту бабы“; добавка в журнале: „…или пирожка с капустой“.
Павел Павлович, рассказывая о конфликте с Басаврюком, констатирует: „Маленькое недоразумение, случившееся лет этак семьдесят назад“. В журнале же он не столь уверен: „Или сто, точно не помню“. И далее размышляет о наслаждении пищей: „Это бессмертие олимпийцев, упивающихся нектаром!..“ В журнале опять же добавляет: „…это бессмертие вечно пирующих воинов Валгаллы!“
В эпилоге же Снегирев, обращаясь к дочери, говорит о внуках: „Давай их сюда“. В журнале добавляет: „…этих разбойников“.
Речь Наташи в журнальном варианте тоже слегка отличается. Здесь присутствуют образные ругательства, обращенные к Курдюкову („пасть твоя черная, немытая“), к Снегиреву („Труп вонючий. Евнух“ или „Дурак ты стоеросовый, кастрат неживой! Тьфу!“)
Курдюков отвечает тем же, называя Наташу „сукой“, а Павла Павловича — „евнухом византийским“.
В этом же, журнальном варианте редакторами были произведены некоторые правки слов на более литературные. К примеру, не „отбрехаться“, а „отговориться“; не „за бугор“ (известное выражение тех времен, означающее „за рубеж, за границу“), а „в загранку“; не „кончик лезвия“ шила, а „острие“.
Несуществующее лекарство в разных изданиях пишется по-разному: мафусалин
В „Современной фантастике“ санитары по лестнице не ПОШЛИ спускаться, а НАЧАЛИ спускаться.
В авторском сборнике сценариев врач, отвозящий Курдюкова в больницу, на вопрос Снегирева, куда именно, отвечает не „во Вторую градскую“ (как в остальных изданиях), а „во Вторую городскую“ [9] . Здесь же (и в „Мирах“) в ответе Павла Павловича, отчего он так хорошо выглядит („А паче всего — беспощадная дрессировка организма. Ни в коем случае не распускать себя!“), „дрессировка“ заменена на „тренировку“.
9
Это московская специфика. 1-я, 2-я и 3-я городская больницы традиционно называются „градскими“. — В. Д.
В некоторых изданиях редактор журнала, приводя примеры оперативности Курдюкова, называет последнего не „Котька“ (сокращение от „Константин“), а „Коська“.
И еще об одном впечатлении. Обратите внимание: ПЛЭ вышли впервые (1985) раньше первой публикации ХС (1986). Может быть, кто-нибудь прочел их в этом же порядке, как и я… И испытал жуткое разочарование, закончив чтение восьмого номера „Невы“ (в котором было начало ХС), ибо по некоторым упоминаниям в этой первой части ХС можно было сделать вывод: Феликс Снегирев — это Феликс Сорокин, дочь Лиза с внуками-близнецами — это дочь Катя с ними же, Константин Курдюков — это Костя Кудинов… следовательно, в девятом номере (а в восьмом значилось: „Окончание следует“, то есть прочитана уже половина) будет, собственно, основной текст ПЛЭ — уже известные диалоги уже известных персонажей с уже известным финалом… И какова же была радость, когда это оказалось совсем не так!
ХС, пожалуй, единственное произведение АБС, где Авторы чуть-чуть приоткрыли завесу над собой, своей жизнью, своей писательской кухней и вообще — своими раздумьями, надеждами и опасениями. Конечно, в любое художественное произведение каждый писатель вкладывает что-то личное — мелкие эпизодики из жизни, смешные или страшные случаи, мысли — веселые и нет. Но если, читая другие произведения АБС, можно было лишь предполагать, что обыденная жизнь астронома Малянова срисована с реальной жизни БНа, а воспоминания о восхождении на Адаирскую сопку принадлежат АНу, то, впервые знакомясь с текстом ХС, я не раз ловила себя на ощущении, похожем на следующее. Представьте себе, что вы неоднократно встречались в компаниях со своим знакомым — веселым, балагуром, рассказывающим каждый раз какие-то интересные историйки, выдающим искрометные шутки, — и вдруг вы видите его растерянным, удрученным, он горько произносит: „Ах, как же я устал!“ — и понимаете, что раньше вы видели только маску, скрывающую истинность этого уже немолодого, измученного жизнью человека…
Отличий ХС от произведений, написанных АБС до этого, немало.
Стиль изложения — не кажущийся простым и „легко глотаемым“, а изысканный, иногда нарочито литературный, несколько архаичный по сравнению с нынешней литературой.
Легко узнаваемые и потому ощущаемые „своими“ зарисовки мелких бытовых событий, из чего по большей части и состоит жизнь… Трудное вставание по утрам с мыслью о неизбежности повседневных дел… рассеянный взгляд по корешкам книг и всплывающие при этом воспоминания… внезапный звонок начальства, ломающий планы „на сегодня“… предвкушение встречи с друзьями или любимым человеком, или даже предвкушение „вкусно покушать“… переключение каналов телевизора с вечным вопросом „что выбрать посмотреть?“ (с нынешним многократным увеличением количества каналов вопрос этот, увы, не исчез)… встреча с друзьями и неспешные, прыгающие с темы на тему беседы… случайное попадание под руку каких-либо старых записей и опять неизбежное погружение в воспоминания… Кому это всё не приходилось испытывать?