Неизвестные Стругацкие. От «Града обреченного» до «"Бессильных мира сего» Черновики, рукописи, варианты
Шрифт:
В основном же разночтения в изданиях минимальны и практически совпадают с двумя чистовиками — пришло время свободы в издательствах, ушли цензоры, и главной опасностью для авторского текста остались лишь излишне ретивые редакторы да небрежные наборщики.
„ЖИДЫ ГОРОДА ПИТЕРА“
Это последнее произведение братьев Стругацких после выхода в свет большинство читателей и критиков посчитали острозлободневным, сиюминутным, очень важным для текущего момента. Много было высказано сожалений по поводу этого, мол, вот пройдет некоторое время —
Собственно, для любого государства в его устройстве существует две крайности — тоталитаризм и анархия (то, что сейчас любят называть демократией). Обычно государство балансирует между этими двумя крайностями, склоняясь то к одному, то к другому краю. И всякий раз, когда Россия будет сдвигать свой вектор хоть чуточку в сторону тоталитаризма, ЖГП вновь будут становиться актуальными.
Какие-либо материалы по ЖГП в архиве отсутствуют — ни черновика или хотя бы черновых набросков, ни разработки сюжета. Поэтому здесь будут рассматриваться только издания ЖГП.
АБС завершили работу над окончательным текстом ЖГП 7 апреля 1990 года, и в том же году в осеннем (№ 9) номере журнала „Нева“ пьеса была впервые опубликована. Затем были публикации в 1991 году — в „Библиотеке журнала „Нева““ вместе с романом „Слепящая тьма“ А. Кёстлера; во втором выпуске фантастического альманаха „Завтра“, после пришла очередь публикаций в собраниях сочинений.
В одних изданиях название „Жиды города Питера, или Невеселые беседы при свечах“ имело подзаголовок „пьеса“, в других — „комедия в двух действиях“. Сам же текст правился при переизданиях мало.
Уточнялись отдельные слова („цветистая“ или „цветастая“, „брюки“ или „брючки“, „неуклюжий“ или „неухоженный“, „абонентный“ или „абонементный“, „превосходительство“ или „высокопревосходительство“, „острить“ или „шутки шутить“, „погрязли“ или „увязли“), добавлялись некоторые определения (что Базарин отвечает „кротко“; что не просто „носки надо обязательно взять“, а именно „шерстяные“), изменялась интонация (на укоризненное „Шура!“ Пинский отвечает не „Что такое?“, а „Ничего не Шура!“).
Некоторые изменения более информативны. К примеру, в монологе Кирсанова о власти после слов „Ну какая же все-таки подлая страна! Ведь силища же огромная, ни с чем не сравнимая, из любого человека может сделать мокрое пятно…“ появляется вставка: „…из целого народа может сделать мокрое пятно!..“ В некоторых изданиях говорится, что в ссылке в Карабутаке Зоя Сергеевна была не в сорок девятом, а в тридцать девятом году. А вот когда Артур отвечает насчет предположительного прихода власти и за ними, молодыми („Зачем, спрашивается, им с нами связываться? Мы опасны. С нас гораздо спокойнее взять деньгами“), ВЗЯТЬ заменяется на СНЯТЬ.
Гораздо интереснее оказалась эпопея с названием пьесы при постановке в различных театрах. После публикации пьесы к АБС звонили из многих театров с одинаковой просьбой: снять первое название пьесы, оставив лишь „Невеселые беседы при свечах“. Объясняли они это свое желание по-разному. Ниже приводится отрывок из беседы группы „Людены“ с БНС в 1992 году.
БНС. Сколько я пережил по этому поводу, сколько мне звонили литработники театров и на коленях умоляли убрать название. Мне звонил лично товарищ Горбачев. Не тот, а из Пушкинского. И своим пропитым голосом говорил, что он — старый дворянин, говорил он, что „в моем обществе принято говорить любые слова, в том числе и матерные“, чему я охотно поверил. (Смех.) „Но чтобы слово „жид“ употреблялось — этого не было. Я вас очень прошу…“
Ю. Флейшман. А что он предлагал? Просто „Невеселые беседы…“?
БНС. Да. „Давайте это выбросим. Зачем это нам надо? Ну представьте, как это будет выглядеть на афишах по всему городу“. Он сказал: „Ну хорошо, я сейчас передам трубку режиссеру, который будет это ставить. Его зовут Израиль Моисеевич“. (Смех.)
Ю. Флейшман. Надо сказать, что в Пушкинском уже второй сезон идет, так и не сняли.
БНС. Я знаю, что брали эту пьесу много театров. Я думаю, штук двенадцать.
С. Бережной. Еврейское общество протестовало против этих…
БНС. Да-а… Вот из Киева мне звонило именно еврейское общество. „Ведь сейчас, Борис Натанович, мы боремся с антисемитизмом. Подумайте, какое это произведет впечатление…“ Я разрешил им назвать пьесу „Жиды города Киева…“ Вот это я им разрешил.
„ПОДРОБНОСТИ ЖИЗНИ НИКИТЫ ВОРОНЦОВА“
О ПЖНВ БНС пишет в „Комментариях“: „Примерно в то же время [1972–1975 гг. — С. Б.] мы придумали сюжет про человека, сознание которого крутилось по замкнутому кольцу времени. В этом сюжете изначально было много любопытных позиций: тщетные попытки героя вмешаться в историю… предупредить генералиссимуса насчет войны… Жданова — насчет блокады… ну хотя бы родного отца — насчет ареста! Идея неслучайности, предопределенности, неизбежности истории мучила нас, раздражала и вдохновляла. Сохранилась запись в дневнике, относящаяся к второй половине 1979 года: „Человек, проживший много жизней. Давно понял, что историю изменить нельзя. Сейчас находится в стадии активного альтруизма — спасает отдельных хороших людей. Но ничего в людях не понимает и спасает подонков и ничтожеств…“ Ничего подобного напечатать в те времена, разумеется, было нельзя, и тогда АН взял этот сюжет и написал все, что только и можно было в те времена написать, — историю Никиты Воронцова. И это было — второе произведение С. Ярославцева“.
Какие-либо черновые материалы по ПЖНВ в архиве БНС отсутствуют. Как и по работе над ДСП — вероятно, они находятся в архиве АНС в Москве. Но если ДСЛ был опубликован только в 1993 году, и это и последующие издания ДСЛ практически не отличались друг от друга, то первая публикация ПЖНВ („Знание — сила“, 1984, №№ 6, 7), хотя и была написана, как пишет выше БН, о том, о чем можно было писать, дает яркий пример правки текста в угоду цензуре.
Наибольшим сокращениям подверглись упоминания о спиртном.
Название главы „Холостяцкий междусобойчик“ был изменен на „Дождливым вечером“. Убираются эти же слова из реплики Варахасия: вместо „Холостяцкий междусобойчик, ты да я“ остается только „Ты да я“.
Убрано окончание телефонного разговора Алексея Т. с Варахасием:
— Случай — это, конечно, да, — сказал он. — Только льет же ливмя… И в дому у меня хоть шаром покати, а магазины уже…
— Ни-ни-ни, — закричал Варахасий. — У меня все есть! Гони прямо ко мне! И не боись, не растаешь…