Неизвестные Стругацкие. От «Понедельника ...» до «Обитаемого острова»: черновики, рукописи, варианты
Шрифт:
— Хорошо. — Киврин встал и пошел к выходу.
— Перед отъездом, пожалуйста, загляните ко мне, — провожая глазами его ссутулившуюся спину, попросила Шемаханская.
Он молча кивнул и скрылся за дверью. Шемаханская тихонько вздохнула и обратилась к секретарше:
— Олечка, закажите, пожалуйста, Ивану Степановичу билет, погоду я обеспечу…
В мастерской волшебной древесины Верочка и Катенька льнули к Алене.
— А вы его очень любите?
— Ужасно, Верочка!
— А он красивый?
— Не знаю, девочки… Мне нравится…
— А как его зовут?
Проходивший мимо Камноедов, услышав голос Алены, сбился с рыси и затоптался у полуоткрытой двери, как стреноженный.
— Иван Сергеевич, — сказала Алена, улыбаясь.
— Ой, как Тургенева! — обрадовалась Катенька. — А все-таки, какой он собой?
— Опишите!
— Не могу…
— Он веселый?
— Да!
— Добрый?
— Да!
— Нежный?
— Да, да…
— А еще, еще он какой? — приставали девушки.
— Я не сумею объяснить, — отбивалась Алена. — Лучше спою!
Алена задорно тряхнула головой, взяла гитару, тронула струны и запела веселую песенку о женихе, в которой подтверждается старая истина: любовь слепа, и очень хорошо, что это так, потому что представляете, что было бы, будь она зрячей? Как бы они выглядели, все эти мужчины, если критически на них посмотреть? Верочка и Катенька по ходу песенки задают Алене «каверзные» вопросы, на которые она тут же находит ответы, аккомпанируют ей, выстукивая ритм на остатках волшебного дерева, подтанцовывают, — в общем, веселятся вовсю.
Камноедов постучался в кабинет Сатанеева. Оттуда послышалось «войдите».
— Разрешите, Аполлон Митрофанович, — осторожно начал Камноедов, прикрывая за собой дверь. — Решил вот сообщить вам некоторые… соображения.
— Сообщай, — позволил Сатанеев.
— Я тут подключился… и узнал… Думал, вам сказать нужно…
— Да, да, — поощрил помощника Сатанеев.
— Алена Игоревна как бы замуж собирается…
Алена заглянула в приемную директора и вопросительно глянула на секретаршу.
Из директорского кабинета доносилась музыка.
— Занята. У нее самодеятельность, — сказала Ольга. — И товарищ вот ждет.
В углу на стуле сидел гость с Кавказа, не сводивший с Алены глаз.
— Жду! — подтвердил он. — Очень жду, у меня наряд!
— А у вас что? — спросила Ольга.
Алена быстро подошла к ней и зашептала на ухо. Секретарша расплылась в улыбке.
— Ой, как я за вас рада! Они поцеловались.
— Приходите после обеда, — посоветовала Ольга Алене.
— Я вам заявление оставлю. Как думаете, подпишет?
— Какие могут быть сомнения…
Алена вышла.
— Я тоже пообедаю, — глядя ей вслед, сказал гость. И быстро поднялся.
Ольга усмехнулась.
А в директорском кабинете, прямо перед столом, происходили танцы. Несколько молодых людей и девушек в очень открытых эстрадных костюмах демонстрировали Кире Анатольевне свое искусство. Парни играли и пели, девушки танцевали.
Кира молча и сосредоточенно смотрела на все это, сдвинув брови и строго сложив перед собой руки. Поглощенная зрелищем и оглушенная современными ритмами, она не заметила тихо вошедшего в кабинет Киврина. Осторожно прикрыв дверь, он стал в углу, с удовольствием глядя на молодых корифеев. Парни извлекли последний оглушительный аккорд. Представление кончилось. Исполнители непроизвольно сбились в кучу, ожидая приговора.
Кира сердито вздохнула.
— И это вы хотите продемонстрировать высокой комиссии из центра? Вы что, не понимаете, в какое время живем? Не ренессанс, кажется, на дворе! Нет, это решительно не годится… В таком виде!
— А мне, представьте, понравилось, — неожиданно заявил Киврин, выступая из угла и улыбаясь девушкам. — Весело, легко, грациозно…
Кира вскинула брови.
— Вы здесь? — И, обернувшись к танцорам, махнула рукой, — Исчезните!
Группа молодежи с ропотом растворилась в воздухе. Киврин даже руками развел.
— Ну, зачем же так-то, Кира!
— А затем, чтобы ты глаза не пялил, куда не надо! — Она отвернулась.
— Это что-то новое, — усмехнулся он. — Первая вспышка ревности за семь лет…
— Ты появился неожиданно.
— Прости… Зашел попрощаться.
— Сердишься? — Она вышла из-за стола и приблизилась к нему.
Осторожно покосившись на дверь, взяла за руку.
— Пойми, Ваня, обстоятельства… Но это в последний раз! Иван Степанович покачал головой.
— Сфера услуг, Кира, не имеет конца. Она беспредельна, как Вселенная. И так же вечна, в отличие от нас…
Строгое «директорское» выражение исчезло с лица Киры Анатольевны. Оно стало мягким, нежным и даже, страшно сказать, ласковым.
— Обещаю тебе… Как только ты вернешься — обещаю… Киврин грустно улыбнулся и предостерегающе поднял руку.
— Не надо! Я устал ждать, надеяться, разочаровываться и снова — ждать. Как видишь, волшебники тоже бывают в заколдованном кругу. Пусть все идет своим чередом, без дат, чтобы мне хоть не считать дни.
Кира печально посмотрела на него.
— Трудно ведьму любить?
— Трудно, когда тебя не любят, — возразил он.
— Любят…
И, приподнявшись на цыпочки, Кира Анатольевна неожиданно крепко поцеловала Ивана Степановича. Сделала она это так самозабвенно и решительно, что Киврин даже слегка отпрянул и выпучил глаза, потому-то он и заметил нечто, ускользнувшее от затуманенного искренним порывом внимания Киры Анатольевны.
Дверь в кабинет тихо приоткрылась, и в щель просунулась физиономия Сатанеева. Увидев застывших в поцелуе Киврина и Шемаханскую, он сначала зажмурился, потом отшатнулся. Дверь в кабинет бесшумно закрылась.