Неизвестный Алексеев. Неизданные произведения культового автора середины XX века (сборник)
Шрифт:
«Машину» напечатали не полностью – без хвоста. А в хвосте-то вся соль. Куцая получилась «Машина».
15.12
Закончил «Обманщиков». Вышло не так уж плохо и не так уж абсурдно.
1969
22.2
«Обманщиков» ставить запретили. Велели переделать пьесу, «заострив публицистический пафос». Режиссеры мои в растерянности. Я им говорю: «Бросьте! Ясно было, что это не пройдет».
8.3
Высоченная гора советской поэзии возвышается надо мною. Какая монументальность! Какое величие! Какая сложная иерархическая многоступенчатость!
Поэты начинающие, поэты молодые, поэты известные, поэты популярные, поэты маститые, поэты большие, поэты крупнейшие и еще бог знает какие.
Стою у подножия горы, разинув рот.
9.3
Первое сражение на китайской границе. Китайцы добивали наших раненых штыками. Лица трупов обезображены. Все газеты пишут об острове Даманском.
10.3
Стихи мои – это крик в подушку. Никто не слышит, и трудно дышать.
27.3
В «Литературке» печатают отрывки из книги цейлонского журналиста «Путь Мао к власти».
Удивительно: ведь еще в 65-м заигрывали с этим живодером, надеялись с ним поладить. А как же поладить, если он живодер? И не грешно ли ладить с таким исчадием ада?
28.3
Воистину, техника всемогуща. Второе сражение за остров Даманский целиком заснято на кинопленку. Все звуки его: стрельба, взрывы, крики солдат – записаны магнитофонами. Теперь этот бой показывают в кино и передают по радио. Следующее сражение, наверное, будут передавать по телевидению, как хоккей.
14.4
«Простор» напечатал еще четыре моих стихотворения. Среди них «Пьеро делла Франческа» и «Не тот». Кажется, я становлюсь видным казахским поэтом.
10.5
Вышел к заливу. Сумерки. Кронштадт еле виден. Вода сливается с небом. Тревожная и манящая бесконечность.
У нее свежий, непобедимо свежий запах. Запах йода и немножко – мазута. И еще чего-то.
В этой серой прохладной бездне все мои несчастья. Какая жестокая издевка судьбы!
Какое унижение! Ведь только и думаю о бесконечности, а она, небось, даже не подозревает о моем существовании.
15.5
Пастернак и Заболоцкий в конце жизни предали себя как художники и ушли в девятнадцатый век, как в монастырь. Обвинять их в этом грешно, но все же это предательство.
Интересно, как воспринимался бы сейчас Уитмен, если бы в старости он стал писать, как Лонгфелло? И как относились бы мы к Рембо, если бы, вернувшись из Африки, он не умер и стал писать, как Мюссе?
Некий образованный, вполне интеллигентный и неглупый человек сказал мне, что «стихи из романа» – самое лучшее у Пастернака, и самоуверенно заулыбался, когда я ему возразил.
«Реалистический» суп слишком долго варится. Его запах дурманит и здравые умы.
16.5
Р. сказал мне, смеясь:
– Вы идеалист – о душе пишете! И давно умершие девушки почему-то бродят у вас по городу.
– А что если показать «Жар-птицу» Ольге Берггольц? – сказал он потом.
Был он весел, чисто одет и хорошо выбрит. Разговаривал со мной покровительственно. Ему было приятно видеть меня в роли просителя. Он наслаждался мною.
Обещал, что прочтет книгу через три дня. Вчера позвонил ему.
– Нет, знаете, еще не прочел. Очень был занят. У нас тут была редакционная коллегия и еще совещание по поводу… и еще одно совещание в связи с… Но хорошо, что позвонили. Прочту, обязательно прочту! Звоните!
В голосе его была радостная сытость, была «улыбчивость», как написал бы современный прозаик из «кондовых».
Если обратиться к «буржуазной» терминологии, то мои стихи – это нечто среднее между экзистенциализмом и структурализмом. С помощью эмоционально-смысловой игры я хочу выразить свой страх перед жизнью и свое восхищение ею.
Эклектик я несчастный.
В городе водочный психоз. Водки в магазинах вдруг стало не хватать. Ее продают только по вечерам и только на улице, рядом с магазинами, чтобы гигантские очереди пьяниц не мешали прочим покупателям. Бутылки тащат полными сетками. Ходят слухи, что водка подорожает.
Как ни странно, но в промышленно развитом социалистическом обществе возникла зловещая проблема алкоголизма.
Реабилитируют Сталина. Исподволь, ненавязчиво, но реабилитируют. В фильме «На Киевском направлении» весьма реалистично показан разгром нашей группировки под Киевом в 41-м году. Десятки тысяч солдат попадают в плен. Генерал Кривонос и весь его штаб бессмысленно, трагически гибнут при попытке прорваться сквозь окружение. Однако гибнут в полной уверенности, что эта жертва не напрасна: танки Гудериана задержались под Киевом и опоздали к Москве.
И выходит, что киевская армия была мудро пожертвована великим шахматистом, чтобы выиграть партию.
Интересно, что на самом деле думали те генералы перед смертью, стреляя из винтовок в немецкие танки?
Великий шахматист выиграл партию с фантастическим счетом 20:7 не в свою пользу. И добрая половина России лежала в развалинах.
Проза Лорки хороша, но, пожалуй, слишком красива. Она пахнет лилиями символизма.
В конце концов возвращаешься к тому же: к спокойной уверенности в себе.