Неизвестный Харламов
Шрифт:
Бабушка и дедушка по маминой линии, такие, какими увидели их Валера с Таней в первые дни приезда. В далекой Испании. В далеком детстве… Бильбао, улица Урасуррутия, дом 28. Дедушка Бенито и бабушка Антония у своей машины рядом с домом, где была их многокомнатная квартира
Их в тридцать шестом году, когда в Испании вспыхнула гражданская война, раскидало по свету. В Алжир, во Францию, в Англию. А маму, как самую активную пионерку, – в Советский Союз. И все это происходило без согласия и даже без ведома родителей: ее отец Бенито был на фронте, а мать Антония сидела в тюрьме за подпольную деятельность. Впоследствии маме довелось свидеться с сестрой и одним из братьев, не встретилась только с тем, кто в Африку подался.
Однажды в Бильбао выпал снег. Снег настоящий! Мы ошалели от счастья! Как же мало детям надо. Это был праздник для нас с Валерой, мы же соскучились по русской зиме и не чаяли здесь, в Испании, что-либо похожее увидеть. Правда, Бильбао находится на севере страны, в горах, но тогда, в начальной школе, мы были далеки от нюансов физической географии. Забыли про все на свете – лепили снежки и бросались ими с балкона. На тротуаре делали ямки и присыпали их тонким слоем снега: прохожие, которым зима была в диковинку, конечно же попадались в нашу ловушку и пусть неглубоко, но проваливались. Однако никто не сердился на русских детей.
Первые этажи зданий сдавались арендаторам («лонха»): кто держал бар, кто магазин, кто гараж. А в этом доме на первом этаже обитали… два ослика. Использовали их для перевозки грузов. А русито Валера и Таня катались на них.
Бенито с Антонией душой прикипели к нам – к внукам. Других же сыновей судьба раскидала по белу свету, а тут любимая дочь с детьми приехала из далекого и непонятного Советского Союза, приехала насовсем, приехала жить и воспитывать своих сына и дочь. Я всегда сопровождала бабушку в церковь и молилась там как положено. А Валерка повсюду с дедом мотался – и по служебным делам, и просто так на машине покататься. Дед даже мигалку при поворотах не включал, потому что внучек высовывал ладошку из открытого окна и показывал водителям, куда Бенито собирается совершить маневр. И ничего – все четко проходило, никаких дорожных происшествий не было. В городе Бильбао так девятилетнего Валеру Харламова и прозвали – русито. Сидели в уличных тавернах и с улыбками показывали рукой на дедовский «лимузин»: «Вон, смотрите, Бенито снова со своим русито разъезжает!» Дед очень хорошо играл на гитаре и пел замечательно. Горожане часто собирались в таверне только для того, чтобы услышать деда. А еще русито танцевал и показывал фокусы. Фокусы какие – с картишками в основном. Газету рвал на части и враз собирал ее вместе. На Новый год – именно в этот праздник баски гуляют на улицах и в тавернах, а Рождество непременно встречают дома – братишка заработал большущий поднос пирожных и даже денежек принес. Уж и наелась я до отвала.
В погожий день на Арчанде
Мамины родители были басками. Это народ особый. У басков свой язык, свои традиции, свой менталитет.
Тогда, в пятьдесят седьмом, эти отличия не так бросались в глаза. Ладно нам, детям, – так даже мама ничего особенного не примечала. А все почему? Потому что диктатура генерала Франко все жестоко подавляла, буквально выжигая любое мало-мальское инакомыслие. А вот после его смерти стало все острей проявляться стремление басков к автономии. А народ этот еще с прошлых веков выделялся своей воинственностью.
Я, уже будучи взрослой, несколько раз вместе с мамой гостила у родни в Испании. Это были 70-е годы. И уже тогда буквально в воздухе этой прекрасной страны ощущалась напряженность, которая возникала из-за яростного стремления басков отделиться от Испании. Дважды я это на себе испытала. На автостраде нашу машину остановили – проверка документов. А я, как назло, при себе ничего не имела. Полицейские поначалу решили, что я на баскском выражаюсь, и сразу насторожились. А когда услышали, что мы с мамой из СССР, то облегченно вздохнули и пожелали доброго пути. В другой раз я так легко не отделалась, хотя загранпаспорт был при мне: не поленились и отвезли меня в ближайшее отделение полиции для выяснения моей подозрительной личности.
Мамин двоюродный брат с дочерьми Херманой (названной в честь мамы) и Пепи. Установить, кто у него на руках, не удалось. Это тот брат, которого во время гражданской войны в Испании отправили в Алжир
Бегоня Хермана – будущая мама хоккеиста Харламова в детском доме в Одессе с подружкой-испанкой. Там она десятилетней девочкой жила после приезда в Союз до Отечественной войны, когда ее эвакуировали в Саратов и потом в Тбилиси
Так что Валерий Борисович Харламов – наполовину русский, наполовину испанец. Строго говоря, не испанец, а баск наполовину.
В его жилах текла кровь небольшого, свободолюбивого и самобытного народа.
Отец. Я подарки им посылал. Мяч футбольный шикарный Валерику! Кожаный. Духи Бегоне – «Красная Москва». Оформлены они были плоховато, зато по качеству ох как хороши были – в Париже на выставке первое место взяли!
Сестра. В Испании мы жили как у Христа за пазухой. Тихо. Спокойно. Тепло. Чисто. Безмятежно жили. Бытовых проблем вообще не знали, напротив, полное изобилие, одеты-обуты. Ну чего, казалось бы, еще надо?!
Харламовы высоко над Бильбао и далеко от Москвы, где остался глава семейства
Все хорошо, все просто замечательно было у Харламовых в Испании
Однако маме нашей было как-то не по себе. Не сразу это она ощутила, наверное, месяца три-четыре минуло. Ее душевное состояние все ухудшалось. За нами откровенно, даже не пытаясь это скрывать, следили, контролировали буквально каждый шаг, вплоть до того, какие радиостанции слушаем по вечерам. Кто-то из вернувшихся из Союза терпел, привыкая к такому безропотно, а кто-то мучился, его организм отторгал такую жизнь – будто в клетке. Почти все мужчины из числа тех, кто прибыл в Испанию на пароходе «Крым», оказались потом в тюрьме.
Мама еще со времен своего детства до эмиграции в СССР привыкла резать правду-матку, невзирая на лица; могла, особенно если что-то больно заденет ее, идти до конца, борясь за справедливость.
Это недовольство наряду с душевным дискомфортом накапливались, накапливались – и, наконец, уже по весне мама не выдержала и написала папе весточку: «Прошу тебя, Боренька, забери нас отсюда! И – поскорей, ради бога».
Отец быстренько оформил необходимые документы по линии Красного Креста с требованием вернуть детей.
А нам, детям малым, мама, плотно закрыв дверь своей спальни, сказала просто и решительно, тоном, исключавшим возражения: «Дети, мы едем к нашему папе. Домой возвращаемся. В Москву».
Отец. Письма из Испании получал регулярно. И сам тоже писал им в ответ.
Сестра. Сам город Бильбао, где мы жили, расположен в низине, а вокруг горы – серпантин на серпантине. Иногда выбирались на машине в живописные окрестности. На этом снимке: довезли нас на самую гору, мы вышли полюбоваться видами, внизу – море.