Неизвестный Кожедуб
Шрифт:
Немцы, надеясь на затяжную войну, рассчитывали на Висле нанести нам контрудар.
Вся полоса между Вислой и Одером была подготовлена к длительной и упорной обороне. Здесь было семь рубежей, не считая промежуточных. Первый рубеж, на который так рассчитывало немецкое командование, как раз проходил по западному берегу Вислы; последний — по западному берегу Одера.
Севернее Варшавы стала активно действовать вражеская авиация. Немцы вели усиленную разведку, несмотря на то что советские летчики перехватывали вражеских разведчиков. Мы стали чаще вылетать,
По-прежнему живем размеренной и сравнительно спокойной жизнью. Утром, после завтрака, политинформация, затем занятия на земле, тренировочные полеты, разборы, перед ужином политзанятия. Тренируемся в технике пилотирования. Опытные летчики много занимаются с молодыми пилотами.
Я почти все время нахожусь на рации: слежу с земли за тренировкой и по радио поправляю ошибки молодых летчиков в воздухе, подаю им краткие команды. А вечером провожу подробные разборы полетов.
Работы много. Весь день с рассвета до темноты загружен.
Иногда к нам приезжают бригады художественной самодеятельности из соседних частей. Больше всех мне нравится бригада кавалеристов — они превосходно джигитуют, поют, пляшут. Изредка, когда перепадет свободное время, ходим на охоту. Моросит дождь. Пахнет сырым деревом, палым листом. Лес напоминает родные места: в детстве я любил ходить с ребятами в лес, собирать ягоду-жу-равину, грибы.
Всех нас до крайности тяготит бездействие.
В последних числах декабря 1944 года я нес дежурство на рации. Внимательно осмотрел небо: белая полоса тает в ясном воздухе — это след от вражеского разведчика. Но самолета не видно — он летит на большой высоте. В воздухе пилотируют Александрюк и Васько. Передаю им:
— В направлении аэродрома идет разведчик противника.
Навожу их на его след. Ведущий Александрюк отвечает, что заметил противника. Передаю по радио приказ:
— Сбить врага!
Фашист оказался матерым разведчиком. Он начал маневрировать, пытаясь уйти от наших.
С земли я внимательно слежу за воздухом, за боем товарищей, отчетливо представляю создавшуюся обстановку. Волнуюсь за исход боя. Невольно начинаю жестикулировать и приговаривать: «Вот так, Васько! Молодец! Не подкачай!.. Бей, бей!.. Александрюк, не упускай ни секунды!»
Наконец Александрюк докладывает:
— Самолет противника сбит!
Фашист, как он ни ловчил, живым не ушел.
Вскоре от нас улетел Шебеко — он получил назначение в другую часть. На его место прибыл Герой Советского Союза майор Александр Куманичкин. Его биография мало чем отличалась от биографии каждого из нас. До войны он был рабочим на обувной фабрике «Буревестник», в Москве. Окончил аэроклуб, потом летное училище. Куманичкин много работает, все время совершенствует свои летные качества. На его счету не один десяток сбитых вражеских самолетов.
Мне он очень понравился. Еще раньше я слышал много хорошего и лестного о нем от командира полка, который уже воевал вместе с ним.
Люди по-настоящему проявляются в бою; чем больше с товарищем летаешь, тем больше его узнаешь.
Когда Куманичкин прибыл к нам в полк, командир сказал мне:
— Теперь я буду летать в паре с Куманичкиным, а ты с Титоренко.
Я был доволен: наконец-то у меня будет постоянный напарник!
Куманичкин приступил к обязанностям штурмана полка. Аккуратно, по порядку разложил все карты, штурманские записи. Чувствовалось, что у него хорошая штурманская подготовка. Он поселился вместе со мной и Титоренко, и мы крепко подружились.
В эти дни мы чувствовали приближение генерального, решительного сражения, которое принесет нам окончательную победу над врагом, и мысль как-то невольно обращалась к прошлому. Как и мои однополчане, одновременно со мной прибывшие на фронт, я прошел несколько этапов боевой выучки. У меня их было шесть.
До фронта — первый этап. Я мечтал тогда о сбитом вражеском самолете. Это была моя главная цель. Боевая тактика была для меня лишь теорией.
Второй этап длился до начала битвы на Курской дуге. Как и мои товарищи, молодые летчики, я горячился в воздухе, не умел еще контролировать себя, с напряжением распределял внимание.
В боях на Курской дуге — третий этап — я уже стал действовать расчетливее. Многим я обязан Семенову — у него отвага прекрасно сочеталась с расчетом. Этому он учил и нас, молодых. Но у меня еще не было уверенности в себе. Противник часто навязывал мне бой. Это были мои первые шаги на боевом поприще, хотя я уже сбил несколько вражеских самолетов. Мне все казалось, что я чего-то не знаю, чего-то не сделал. Трудно было технику пилотирования сочетать с ведением огня. Иногда испытывал нерешительность, неуверенность в себе.
Четвертый этап связан с боями над Днепром. Я стал действовать смелее, хладнокровнее, инициативнее, появилось чувство ответственности не только за свои действия, но и за действия группы.
В начале своего боевого пути я ясно представлял себе картину боев только на том узком участке, где находилась моя эскадрилья. Кругозор у меня был неширок. Я усвоил два основных правила: храбро драться с врагом и все время держаться группы, не отрываться от нее, пристально следить за действиями командира. Но когда сам начал водить группы, у меня появилось чувство ответственности за всех, кто дерется сейчас под моим командованием. Надо было учить молодых летчиков, и на земле и в воздухе показывать им пример.
Так начался пятый этап.
Севернее Ясс, в Румынии, я выполнял с группой задания по прикрытию наземных войск, отражению эшелонированных налетов вражеской авиации. Это воспитывало во мне командирские способности.
В то время уже оттачивались тактические приемы: я научился навязывать противнику свою волю, начинал бой с тех позиций, которые считал наиболее выгодными для себя, научился молниеносно атаковать врага, предугадывать его уловки. Это подготовило меня к воздушной «охоте» — к шестому этапу моего боевого роста.