Неизвестный Мао
Шрифт:
Глава 20
Бороться с соперниками и Чаном — но не с Японией
(1937–1940 гг.; возраст 43–46 лет)
Одним из тех, кто стремился воспользоваться уязвимостью Мао, был Чжан Готао. Он встретился с Мао в июне 1935 года во время Великого похода, имея армию в 80 тысяч человек против потрепанных 10 тысяч, которыми располагал Мао. У Готао были все основания претендовать на роль лидера КПК. Однако на протяжении следующих месяцев Мао методично проводил подрывную работу, направленную против его армии, и завладел дорогой на север, чтобы соединиться с русскими, оставив Готао чахнуть на тибетской границе. К тому
В том же месяце, когда Мао попытался открыть путь к русским запасам оружия у границы Внешней Монголии, он выбрал закаленные в боях отряды Готао для прорыва через позиции националистических сил, блокировавших дорогу. Когда эта операция потерпела неудачу, 21 800 бойцов Готао — половина его армии — оказались отрезанными на дальней стороне Хуанхэ. Тогда у Москвы появилась идея, что КПК может получить оружие в другом районе, контролируемом Советским Союзом, — Синьцзяне. Миссия была безнадежной, поскольку для ее осуществления было необходимо преодолеть более 1500 километров по необитаемой пустыне и территории, занятой антикоммунистической мусульманской армией. Но Мао ухватился за эту идею и отправил на выполнение обреченной на неудачу миссии оказавшиеся в затруднительном положении отряды Готао. Это воинское подразделение получило название «Западный контингент».
Мао сумел сделать предприятие еще более бесполезным, отдавая один за другим противоречивые приказы, направляя Контингент из одной дьявольской передряги в другую, из одного сражения в другое, еще более тяжелое. Его командир с горечью отмечал, что получаемые им из Яньаня задания «уклончивы и переменчивы». Когда Контингент в начале февраля 1937 года прислал сообщение из центра пустыни о том, что не в состоянии больше ни держаться, ни двигаться вперед, и попросил разрешения идти в Яньань, Мао приказал оставаться на месте и «сражаться до последнего бойца, до последней капли крови».
К середине марта Контингент, некогда бывший хребтом армии Готао, был практически уничтожен. Попавшие в плен приняли страшную смерть. После одного особенно тяжелого сражения на западе Ганьсу более тысячи человек были похоронены заживо. Перед уничтожением ничего не подозревающих пленных фотографировали. Две тысячи женщин подверглись насилию, некоторых пытали и убили, других продали в рабство на местных рынках. Из 21 800 мужчин и женщин, вышедших в поход, только около 400 человек в конце концов добрались до Синьцзяна. Произошло это в самом конце апреля 1938 года. Люди были скорее мертвы, чем живы.
Уничтожение этой силы позволило Мао захлопнуть крышку гроба Готао. Мао превратил соперника, находившегося в Яньане, в козла отпущения, заявив, что Контингент следовал «линии Чжан Готао». Но Москва отказалась поддержать попытку Мао вышвырнуть Готао из Политбюро. И тем не менее Готао был осужден перед строем своих офицеров.
Мао покончил не только с политическим будущим Готао, но и с остатками Западного контингента, которым в конце концов удалось добраться до Яньаня. Один из офицеров Мао описал, как это было:
«Когда они, спасаясь от преследования, попали на нашу территорию, мы сначала поприветствовали их и приняли у них оружие. Потом мы им сказали:
— Товарищи, вам пришлось много пережить. Вас переводят в тыл, чтобы вы могли хорошо отдохнуть.
Мы партиями отводили этих ублюдков в долину, где и похоронили заживо.
Хоронить их было очень забавно. Сначала мы сказали:
— Товарищи, копайте ямы, мы хотим похоронить заживо войска националистов.
Они с энтузиазмом принялись за дело и начали выбрасывать лопатами землю, утирая пот с лиц. Когда они закончили, мы столкнули их в ямы. Сначала они решили, что мы так шутим. Когда же мы начали забрасывать их землей, они стали кричать:
— Товарищи, мы же не националисты!
— Ублюдки, — отвечали мы. — Нам все равно, националисты вы или нет. Мы хотим, чтобы вы умерли, и вы умрете…
На это обреченные возразили:
— Мы не верим, что таков был приказ партии.
Рассказчик возмутился:
— Что? Нам приказал это сделать командир полка! А он сказал, что это был приказ товарища Гао Гана [местный коммунистический лидер], который, в свою очередь, выполнял приказ председателя Мао. Мы признаем только власть председателя Мао. Что председатель Мао прикажет, то мы и делаем».
Сам Готао, как он писал позже, подвергся многочисленным «мучениям… изобретенным Мао». Он был выброшен из своего дома секретарем Мао, чтобы председатель мог его занять, а его ординарец был арестован. Мао даже подверг издевательствам юного сына Готао, которому дали роль главного троцкиста Чжан Мутао в школьной пьесе. Готао описывал, как прибыл в школу и обнаружил, что группа людей насмехается над его сыном.
«Мао Цзэдун тоже был там — развлекался. Он злобно захохотал:
— Сыну Чжан Готао очень подходит роль Чжан Мутао…
Я сорвал маску, которую носил мой сын, и повел его прочь со сцены. В ярости я воскликнул:
— Варвары! Вы хуже зверей!»
К весне 1938 года Готао дошел до предела. Это произошло как раз в тот момент, когда позиции самого Мао были необычайно слабыми, поскольку он не подчинился приказам Москвы вступить в боевые действия с Японией. Готао усмотрел шанс объединиться с Ван Мином, представлявшим точку зрения Москвы. В это время Ван Мин находился в Ухане вместе с Чжоу Эньлаем и Бо Гу. 4 апреля, в качестве председателя Пограничного района, Готао покинул Яньань для проведения совместной церемонии националистов и КПК на могиле мифического Желтого императора, расположенной за пределами базовой территории. После церемонии он направился в Сиань, а оттуда — в Ухань, чтобы повидать Ван Мина и его коллег.
Это была редчайшая возможность — находиться вместе с большинством ядра лидеров партии, несогласных с Мао, и в то же время вне Яньаня и, таким образом, далеко от цепких когтей Мао. Сян Ин, самый яростный критик Мао и глава Н4А, находился возле Уханя. Содержание дружеских бесед Готао в Ухане — это один из самых тщательно охраняемых секретов КПК. Почти наверняка Готао настаивал на организации оппозиции Мао. Из Яньаня позднее доложили Москве, что Готао, находясь в Ухане, «пытался сломить единство партии». Однако тот отбыл с пустыми руками, возможно из-за опасений уханьского трио, что Москва не одобрит смену Мао. Пока Готао предавался отчаянию, Ван Мин чувствовал себя увереннее, чем когда-либо, и ему, вероятнее всего, было трудно оценить, что большинство решений Мао маскировали его яростное стремление пробиться обратно к власти.