Неизвестный Мао
Шрифт:
В самый критический период кровавого сражения, то есть на протяжении четырех дней, с 6 по 9 января, Мао утверждал, что не имел никакой связи с Сяном. А именно в эти дни радисты Сяна беспрестанно повторяли сигналы SOS, и Лю Шаоци получал их без проблем. Трудно поверить, что у Мао так кстати вышло из строя все оборудование связи как раз в те четыре дня, когда убивали солдат Н4А. Но если даже какая-то поломка и была, это не объясняет, почему Мао так долго бездействовал и не пытался восстановить контакт. У Мао давно вошло в привычку при утаивании информации ссылаться на неполадки с радио. (После похищения Чан Кайши в 1936 году Мао утверждал, что не получил жизненно важной радиограммы из Москвы.) Чем страшнее было кровопролитие, тем больше оправданий было у Мао для нападения на Чана, к тому же он пожертвовал тем, от кого стремился
После того как Лю 9 января 1940 года поднял вопрос о состоянии Н4А, радио Мао чудесным образом снова заработало. С того самого дня срочные просьбы штаба Н4А стали фиксироваться. 10-го Сян известил Мао, что люди находятся «на краю гибели». «Пожалуйста, обратитесь к Чану и Гу с просьбой отозвать окружение. Иначе наши силы будут полностью уничтожены». Мао хранил молчание.
В тот же день Сян Ин снова попытался связаться с Чаном, и опять через Мао. Эта отчаянная просьба также не попала к генералиссимусу. Как сказал Мао своему офицеру связи Чжоу 13 января, «я не послал ее вам. Это сообщение не должно быть отправлено».
Вечером 11 января Чжоу посетил прием в Чунцине, посвященный третьей годовщине печатного органа КПК — «Синьхуа жибао». Как раз в это время пришло сообщение от Мао. Чжоу объявил собравшейся толпе, что подразделения Н4А были окружены и атакованы. Но даже тогда присланная Мао телеграмма не была приказом действовать. Это было обычное сообщение «для сведения».
Только на следующий день Мао в конце концов дал указания Чжоу принять серьезные меры к снятию окружения. Но уровень серьезности ситуации был сильно занижен («они говорят, что могут держаться еще семь суток», что было явным искажением отчаянных сообщений последних дней). Чжоу не заявлял серьезных протестов до 13-го. Но к этому времени, 12-го, Чан остановил бойню по собственной инициативе.
13 января, после окончания сражения, Мао неожиданно ожил и велел Чжоу развернуть пропагандистскую кампанию за «справедливую всеобщую войну против Чана». «Когда решение будет принято, — заявил он, — мы пробьемся в Сычуань [база Чана]… Теперь речь идет о полном расколе, о том, как сбросить Чана».
Поскольку его армия не могла сравниться с армией Чана, Мао не мог добиться своей цели без вмешательства Сталина. 15 января 1941 года Чжоу встретился с русским послом с намерением внушить ему, что Мао нужна помощь. Однако ему был оказан очень холодный прием. В своих мемуарах, не подлежащих огласке, Панюшкин написал о возникших у него подозрениях, что Мао попросту подставил Сян Ина, а Чжоу лгал [68] .
68
Чжоу сказал русским, что радиосвязь между подразделением Сяна и Яньанем была нарушена с вечера 13-го. Между тем Мао приводил другие даты: 6–9-е. Понятно, что это противоречие не могло не вызвать подозрения у русских.
А тем временем Мао обратился напрямую в Москву. Настаивая на необходимости всеобщей войны против Чана, он, как отмечал русский разведывательный источник, слал «одни истеричные телеграммы». Мао утверждал, что цель Чана — уничтожить сначала Н4А, потом 8ПА и затем «подавить КПК». «Существует опасность, что наша армия будет полностью уничтожена», — заявил Мао Москве.
«Опасность гражданской войны», — записал в своем дневнике глава Коминтерна Димитров 16 января 1941 года, назвав Н4А «нашими войсками». Москва не поверила утверждениям Мао, что Чан хочет «уничтожить» КПК. Мао разразился еще одной панической телеграммой, адресованной лично Сталину, чтобы тот «взвесил сложившуюся в Китае ситуацию и рассмотрел вопрос об оказании конкретной военной помощи Китаю, и как можно скорее». «Помощь» в представлении Мао означала прямое вмешательство, а не поставки оружия и продовольствия. Назойливость Мао вызвала раздражение у Сталина. 21 января 1941 года на церемонии, посвященной годовщине смерти Ленина, он с пренебрежением отозвался о номинальном командире Н4А Е Тине, которого русские однажды намеревались отправить в ГУЛАГ, назвав его «недисциплинированным партизаном». «Следует проверить, не спровоцировал ли он этот инцидент. У нас тоже было немало хороших партизан, которых пришлось расстрелять, потому что им не хватало дисциплины». Димитров снова написал Мао, причем теперь в более твердом тоне, чем обычно: «Не вздумайте по собственной инициативе развязать [гражданскую войну]…»
Обратившись к Сталину, Димитров возложил ответственность за ситуацию в Китае лично на Мао. «Китайские товарищи… бездумно ведут к расколу; мы решили… обратить внимание товарища Мао Цзэдуна на его неправильную позицию…» 13 февраля 1941 года Сталин одобрил приказ Димитрова КПК, адресованный лично Мао. Он был совершенно категоричен: «Мы считаем, что раскол не является неизбежным. Вы не должны стремиться к расколу. Наоборот, вы обязаны сделать все, что возможно, для предотвращения гражданской войны. Пожалуйста, пересмотрите свою теперешнюю позицию по этому вопросу». Ответная телеграмма Мао, полученная в тот же день, подтвердила согласие с линией Москвы, но была проникнута страстным желанием достать Чана. «Раскол, — утверждал Мао, — неизбежен в будущем».
Мао предвидел такое решение Москвы, тем не менее оно привело его в уныние. Именно оно заставило его написать 31 января 1941 года самое необычное письмо своим сыновьям в России, которым он писал очень редко.
«Мои сыновья Аньин и Аньцзин!
Я очень рад видеть, что вы делаете успехи в учебе. Аньин хорошо пишет, китайские иероглифы вовсе не плохи, у вас обоих есть стремление к новым достижениям; все это очень хорошо. Я только одно хочу предложить вам обоим: пока вы еще очень молоды, больше изучайте естественные науки и меньше говорите о политике. Говорить о политике, конечно, надо, но сейчас вы должны настроиться на изучении естественных наук. Только изучение науки дает настоящее образование, и она найдет широчайшее применение в дальнейшем…»
В сравнении с двумя предыдущими сухими и официальными письмами это было длинным, теплым и, пожалуй, мудрым. От него веяло усталостью. Но одно было самым необычным и совершенно уникальным: Мао приказывал сыновьям избегать политики!
Мао, может быть, и не сумел спровоцировать полномасштабную войну против Чана, но одержал ряд довольно впечатляющих побед. Не самой последней из них была смерть его самого яростного критика Сян Ина. Поначалу Сян И ну удалось спастись после того, как Чан приказал армии Гоминьдана прекратить огонь, однако ночью 14 марта 1941 года он был застрелен спящим в горной пещере своим адъютантом, который незадолго до этого перешел на сторону врагов коммунистов. Адъютант забрал золото и ценные вещи, имевшиеся в карманах у Сян Ина, и сдался националистам.
За два месяца до смерти Сян Ина, когда он только что вырвался из смертельной ловушки, Мао направил руководящим деятелям партии проникнутое лютой ненавистью послание, в котором утверждал, что Сян Ин — вражеский агент. (Даже сегодня Сян Ина часто обвиняют вместе с Чан Кайши в гибели мужчин и женщин из Н4А.)
Освобождение от Сян Ина было только одной из удач Мао. Другой несомненной удачей было то, что Н4А было позволено оставаться там, где она находилась. Чан изо всех сил старался предотвратить гражданскую войну в самый разгар войны с Японией. Русские оказывали сильное давление на генералиссимуса, требуя, чтобы он не препятствовал красной экспансии. Генерал Чуйков установил очевидную связь между согласием Чана следовать линии Москвы и продолжением русской помощи националистам. Русский посол заметил, что Чан вне себя от злости. «Чан Кайши встретил мое заявление очень нервозно, — писал Панюшкин. — Он бегал по кабинету, и… мне пришлось трижды повторять свой вопрос».
Чан также был очень уязвим перед давлением Америки, которая олицетворяла его единственную надежду освободиться от зависимости от русских поставок оружия. Американский президент Франклин Рузвельт, чьей первоочередной заботой (как и Сталина) было вынудить Китай как можно дольше и активнее сражаться с Японией и максимально обескровить ее, не имел рычагов воздействия на коммунистов. Поэтому он давил только на Чана, связывая помощь его правительству с окончанием гражданского конфликта, причем ему было совершенно безразлично, кто этот конфликт провоцирует. Ввиду инцидента с Н4А американские средства массовой информации объявили, что Вашингтон обсуждает отказ в выделении кредита в 50 миллионов долларов из-за внутреннего конфликта. Новости дошли до Чана как раз в тот момент, когда американская помощь могла сыграть большую роль, так как воздушный путь над Гималаями, известный как Горб, открылся 25 января 1941 года.