Неизвестный Мао
Шрифт:
Мао не проводил различий между чтением о волнующих событиях и проживании катаклизмов. Он игнорировал тот факт, что для подавляющего большинства людей война означала страдания.
Столь же бесцеремонно он выражал свое мнение о смерти: «Человеческие существа наделены любопытством. Отчего мы должны иначе относиться к смерти? Разве не хотим мы испытать на себе странные вещи? Смерть — это самая странная вещь, которую вам никогда не испытать на себе, покуда вы живы… Некоторые страшатся смерти, ибо перемена наступает слишком стремительно. Но я думаю, что это самая замечательная вещь: где еще в мире мы можем отыскать столь фантастическую и радикальную перемену?»
Используя в своей речи это царское «мы», Мао продолжает: «Мы любим плыть по морю треволнений. Переход от жизни к смерти есть величайшее
Когда встал вопрос «Как нам обустроить [Китай]?», Мао основной акцент поставил на разрушении: «Страна должна быть… разрушена, а Затем построена заново». Эту идею он считал подходящей не только для Китая, а и для всего остального мира и даже для Вселенной: «Эта теория годится для страны, народа, всего человечества… Применима она и к Вселенной… Люди, подобные мне, ратуют за разрушение, ибо на обломках старой Вселенной будет создана новая. Разве это не лучший выход!»
Подобные взгляды, высказанные в возрасте двадцати четырех лет, составляли сущность мировоззрения Мао на протяжении всей его жизни. В 1918 году у него было мало перспектив воплотить свои теории в жизнь, и они не оказали большого воздействия на единомышленников, хотя Мао умел производить впечатление. В своем дневнике 5 апреля 1915 года его учитель, профессор Ян Чанцзи, записал: «Мой студент Мао Цзэдун сказал, что… его… отец был крестьянином, а теперь превратился в торговца… И, несмотря на это, он [Мао] такая выдающаяся личность. Его трудно не заметить… Крестьянская среда часто порождает необычайно талантливых людей, я старался поддержать его…» Но Мао не выказывал качеств лидера. Другой его преподаватель сказал позднее, что в школе «Мао не демонстрировал особых талантов к руководству». Мао попытался организовать нечто вроде клуба и повесил соответствующее объявление, но интерес к этой затее проявило всего несколько человек, и проект провалился. Когда в апреле 1918 года дюжина друзей создала общество «Новый народ», его лидером избрали не Мао.
После окончания педагогического училища, в июне 1918 года, Мао трудно было найти работу. В то время молодые выпускники обычно стремились за границу для продолжения обучения. Те, кому семьи не могли оказать финансовую поддержку, как в случае с Мао, могли отправиться во Францию по программе, предусматривающей совмещение учебы и работы. Франции, потерявшей так много молодежи во время Первой мировой войны, нужна была рабочая сила (одной из обязанностей китайских рабочих был сбор тел погибших на полях сражений).
Некоторые товарищи Мао поехали во Францию. Мао не последовал их примеру. Его не привлекала перспектива физического труда. Возможно, сыграл свою роль и другой фактор — необходимость учить французский язык. У Мао не было способности к языкам, он всю жизнь говорил лишь на своем местном диалекте, не используя даже путунхуа («общий язык»), который его собственный режим возвел в ранг официального. В 1920 году, когда популярны были поездки в Россию, Мао подумывал о том, чтобы поехать в Россию (своей подруге он сказал: «Меня переполняет счастье и надежда» при мысли об этом), но понимание того, что придется учить русский, пугало его. Он пытался выучить язык, беря уроки у русского эмигранта (и агента) Сергея Полевого. Но по словам Полевого, другие ученики дразнили Мао, поскольку тот никак не мог выучить даже алфавит, и разозленный Мао бросил уроки. В отличие от своих радикальных современников, включая большинство будущих китайских коммунистических лидеров, Мао не побывал ни во Франции, ни в России.
Вместо этого, окончив училище, Мао занял немного денег и отправился в Пекин, чтобы попытать там удачу. В 1918 году Пекин был одним из красивейших городов мира, где перед величественными дворцами по улицам неспешно шли верблюды. Императорские сады, близ которых поселился Мао, только что открылись для публики. Когда настала зима, Мао и его друзья, все южане, редко видевшие снег или лед, дивились на замерзшие озера, окруженные плакучими ивами, отягощенными сосульками.
Но жизнь в столице была нелегкой. Неограниченная свобода и возможности, принесенные в Китай модернизацией, мало что изменили в материальном положении народа, и большая часть населения оставалась за чертой бедности. Мао и семь его товарищей ютились в трех крошечных комнатках. Четверо теснились на одной нагретой кирпичной лежанке, укрывались одним одеялом. Пространство было так мало, что, когда один хотел повернуться, он должен был будить остальных. На восьмерых было всего два пальто, на улицу выходили по очереди. Библиотека отапливалась, и по вечерам Мао отправлялся туда читать.
Мао никого не знал в Пекине. На некоторое время он нашел работу младшего библиотекаря и зарабатывал 8 юаней в месяц — прожиточный минимум. Одной из его обязанностей было записывать имена тех, кто приходил почитать газеты. Среди этих людей были выдающиеся мыслители, но они не обращали на Мао никакого внимания. Он чувствовал себя униженным и таил на них злобу. Позже он жаловался, что «большинство из них не обращались со мной как с человеческим существом». Не прошло и шести месяцев со дня приезда в столицу, как он вынужден был покинуть ее, заняв деньги на дорогу домой. Он вернулся в Чанша в апреле 1919 года через Шанхай, откуда проводил друзей, отъезжавших во Францию. Он увидел со стороны интеллектуальную и политическую жизнь больших городов, а теперь вынужден был мириться со скромной должностью учителя истории на полставки в начальной школе в своей родной провинции.
Мао нельзя было назвать образцовым преподавателем. Он был неопрятен и, казалось, никогда не менял одежду. Его ученики запомнили взъерошенные волосы Мао, его дырявые носки, разваливающиеся самодельные ботинки. Но по крайней мере, элементарные правила поведения он соблюдал. Два года спустя, когда он преподавал в другом учебном заведении, ученики жаловались на то, что он часто являлся обнаженным выше пояса. В ответ на просьбы одеться более прилично Мао резко отвечал: «Ничего ужасного, если я полуобнажен. Скажите спасибо, что я не прихожу в чем мать родила».
Мао вернулся в Чанша в решающий исторический момент. В то время в Китае существовало несколько анклавов, контролируемых иностранными державами. Эти анклавы находились вне китайской юрисдикции, под охраной иностранных канонерок, готовых защитить эмигрантов. Пробудившееся общественное мнение Китая потребовало вернуть стране эти анклавы, по существу являвшиеся миниколониями. И все же Парижская мирная конференция 1919 года, созванная для выработки мирных договоров после Первой мировой войны, на которой присутствовала и китайская делегация, разрешила Японии остаться в провинции Шаньдун, отвоеванной японцами у Германии во время войны. Это решение разожгло национальные чувства. 4 мая 1919 года, впервые в истории Китая, в Пекине состоялась демонстрация, участники которой обвиняли правительство в «продажности» и протестовали против пребывания японцев в Китае. Движение протеста прокатилось по всей стране. В городах сжигались японские товары, громились продававшие их магазины. Многие китайцы были разочарованы тем, что республиканское правительство не сумело заключить с иностранными державами более выгодную сделку, чем его предшественник — династия Цин. Назревала необходимость радикальных перемен.
В городе Чанша, представлявшем такой интерес для иностранцев, что Япония, Соединенные Штаты и Британия открыли там свои консульства, был создан боевой студенческий союз, в который входили и преподаватели. Мао активно участвовал в работе союза, будучи редактором его журнала «Река Сян». В первом номере он заявил о своих радикальных взглядах: «Теперь мы должны подвергать сомнению то, в чем прежде сомневаться не осмеливались, применять методы, которые прежде использовать не решались». Бюджет журнала был чрезвычайно скудным: Мао не только приходилось самому писать большую часть статей в удушающей жаре, в то время как тучи клопов сновали по груде трудов китайских классиков, служивших Мао подушкой, он еще и сам продавал журнал на улице. Издано было пять номеров.