Неизвестный Мао

Чжан Юн

Для Кайхуэй остаться с Мао означало отдать ему всю себя. «Моя сила воли давно сдалась, — писала она, — и я позволила себе жить в любви. Я пришла к выводу: «Пусть Небо рухнет и Земля уйдет из-под ног! Пусть это будет конец!» Какой смысл был бы в моей жизни, если бы я не жила для матери и для него? Так я жила жизнью любви…»

Чувства Мао не были соразмерны с чувствами Кайхуэй, он продолжал встречаться с другими женщинами, в особенности со вдовствующей учительницей по имени Сиюн, которая была младше его на три года. Она оказывала Мао большую помощь, собирая средства для книжного магазина, поскольку некоторые из ее учеников были из богатых семей. Она и Мао путешествовали как пара.

Когда Кайхуэй узнала об этом, она была потрясена: «И вот однажды словно бомба взорвалась у меня над головой. По моей хрупкой жизни нанесли сокрушительный удар, который почти уничтожил ее!»

Но она простила Мао. «Впрочем, таковы были мои чувства, когда я впервые услышала об этом. В конце концов, он не обычный человек. Она [Сиюн] любила его так страстно, что отдала бы ради него все. Он тоже любил ее, но он никогда бы не предал меня, и в конечном счете он действительно не предал меня». Судя по всему, Мао объяснил свою измену тем, что не был уверен в любви Кайхуэй. Она предпочла поверить ему: «…теперь крышки с его сердца и с моего сердца сняты. Я увидела его сердце, а он увидел мое. (Мы оба горды, я даже больше, и в то время, пока я делала все, чтобы он не заглянул в мое сердце и не увидел там любовь к нему, он начал сомневаться во мне, думая, что я не люблю его. Из-за своей гордости он не выдавал своих чувств. Только теперь мы по-настоящему поняли друг друга.) Мы стали ближе, чем когда-либо».

Кайхуэй переехала к Мао, а в конце 1920 года они поженились. В то время радикалы сторонились древних брачных ритуалов, скреплявших брак, а новая система регистрации еще не использовалась, так что не было даже формального свидетельства.

По случаю своего замужества Кайхуэй ушла из миссионерской школы. Увлечения Мао не стали достоянием прошлого, вскоре после свадьбы он завязал отношения сразу с двумя женщинами. Близкий друг Мао рассказал нам об этом, выводя пальцем на столе слово «бучжэнь», «неверный». Одной из подруг Мао была кузина Кайхуэй. Когда Кайхуэй стало известно об их связи, она, не сдержавшись, ударила кузину, но Кайхуэй не любила устраивать сцены и осталась верной Мао. Позже она со смирением писала: «Я узнала много всего и постепенно начала понимать его. Не только его, но человеческую натуру в целом. Человек, лишенный физических недостатков, обладает двумя особенностями. Одна — это сексуальное влечение, другая — эмоциональная потребность в любви. Мое отношение таково — пусть будет таким, каков он есть».

Кайхуэй вовсе не была традиционной китайской супругой, которой предписано было терпимо относиться к супружеской неверности мужа. Фактически она была феминисткой и позднее даже написала очерк, посвященный правам женщин: «Женщины — это человеческие существа, такие же, как мужчины… Сестры! Мы должны бороться за равенство мужчин и женщин и не должны позволять относиться к себе как к вещи».

В то время, когда Мао вступил во второй брак, Москва активизировала развертывание подрывной деятельности в Китае. Москва инициировала секретные учения китайской армии в Сибири и рассматривала возможность вооруженного вторжения в Китай, как до того предприняла неудачную попытку вторгнуться в Польшу. Одновременно создавалась крупнейшая разведывательная сеть в мире. В Шанхае уже был центр ИНО [3] , другие ключевые города, включая Кантон и, разумеется, Пекин, наводнили многочисленные агенты, как гражданские, так и военные.

3

ИНО — Иностранный отдел, подразделение внешней разведки ЧК, затем ОГПУ и позже НКВД.

3 июня 1921 года прибыли новые высокопоставленные представители Москвы, оба скрывали свои фамилии под псевдонимами. Это были русский военный разведчик Никольский и голландец Маринг, занимавшийся агитацией и пропагандой в Голландской Восточной Индии. Эти два агента порекомендовали членам КПК в Шанхае созвать съезд, чтобы узаконить партию. В семь регионов страны, с которыми были налажены контакты, полетели письма с просьбой прислать по два делегата. К каждому письму прилагалось по 200 юаней на дорогу до Шанхая. Одно из таких приглашений и деньги получил Мао в Чанша. Две сотни юаней почти равнялись его учительской зарплате за два года — сумма куда большая, чем требовалось для поездки. Это была первая из известных сумм, полученных Мао из Москвы.

В качестве своего спутника Мао выбрал сорокапятилетнего товарища по имени Хэ Шухэн. Вечером 29 июня они в непогоду тайно отплыли из Чанша на маленьком пароходике, не позволив друзьям проводить их. Хотя в стране не было закона, запрещающего коммунистическую деятельность, у них были причины затаиться — то, во что они ввязались, требовало соблюдения конспирации — заговор с целью создания организации, финансируемой из-за рубежа, для противозаконного захвата власти.

I съезд КПК открылся в Шанхае 23 июля 1921 года. На нем присутствовало 13 человек — журналисты, студенты или учителя, представлявшие 57 коммунистов в основном тех же профессий. На съезде не было ни одного рабочего. Отсутствовали также два самых выдающихся члена партии — профессора Ли Дачжао и Чэнь Дусю, несмотря на то что последний был избран руководителем партии. Вели заседание съезда два эмиссара Москвы.

Высокий усатый Маринг произнес вступительную речь на английском языке, переводчиком выступал один из делегатов. Судя по всему, участникам съезда больше запомнилась продолжительность речи — несколько часов, — чем ее содержание. В то время длинные речи были в Китае редкостью. Никольского запомнили как человека, произнесшего короткую речь.

Присутствие иностранцев и осуществляемый ими надзор немедленно стали предметом разногласий. Председателем съезда был выбран Чжан Готао (позднее он стал главным соперником Мао), поскольку он бывал в России и имел связи с иностранцами. Один из делегатов вспоминал, что Готао в какой-то момент предложил отменить резолюцию, принятую накануне. «Я заспорил с ним: как же можно отменять решение, принятое съездом? Он ответил, что таково было предложение русских представителей. Я сильно разозлился: «Тогда нам не нужны никакие съезды, нам достаточно приказов от русских». Но протестовал он напрасно. Другой делегат высказал предложение — перед тем, как действовать в соответствии с русскими планами, проверить, насколько результативен большевизм. Он предложил направить одну делегацию в Россию, а другую — в Германию. Это предложение встревожило московских посланцев и было своевременно отвергнуто.

Мао говорил мало и остался почти незамеченным. По сравнению с делегатами из больших городов он выглядел провинциалом, одетый в традиционное хлопковое платье и черные хлопковые туфли, а не в европейский костюм, одежду многих молодых сторонников прогресса. Он не стремился произвести впечатление и удовлетворился тем, что внимательно слушал.

Встреча началась в доме, расположенном на французской территории, а полиция этих анклавов, называемых «концессиями», была чрезвычайно бдительной в отношении коммунистической деятельности.

Вечером 30 июля без приглашения явился незнакомец, и Маринг, заподозрив в нем полицейского шпика, велел делегатам покинуть дом. Китайские участники съезда перенесли заседание в маленький городок близ Шанхая — Цзясин, расположенный у озера, усыпанного водяными каштанами. Москвичи участия в этом последнем заседании не принимали, опасаясь привлечь внимание полиции.

Жена шанхайского делегата, которая была родом из этого приозерного городка, арендовала прогулочную яхту, где делегатов на полированном столе ждала еда, напитки и комплекты для игры в маджонг. Толстая резная деревянная ширма отделяла это внутреннее пространство от открытого, хотя и защищенного носа яхты, где спиной к ширме сидела жена делегата. Она рассказала нам, что, когда мимо яхты проплывали другие лодки, она стучала но ширме своим веером и внутри раздавался стук костей маджонга. Вскоре начался ливень, и яхта скрылась за его пеленой. В этой драматической обстановке была провозглашена Китайская коммунистическая партия, но съезд на этом не закончился, поскольку для окончательной выработки программы партии требовалось присутствие представителей из Москвы. Съезд даже не выпустил манифест или устав.

Делегатам было выдано по 50 юаней на обратную дорогу. Это позволило Мао с комфортом попутешествовать и увидеть достопримечательности Ханчжоу и Нанкина, где он встретился со своей подругой Сиюн [4] .

Зависимость от Москвы и ее финансирования оставалась больным вопросом для большинства членов партии. Профессор Чэнь, приехавший в Шанхай в конце августа, чтобы занять пост генерального секретаря, сообщил своим товарищам: «Если мы принимаем от них деньги, значит, вынуждены выполнять их приказы». Он внес предложение, не встретившее одобрения: лучше будет, говорил Чэнь, если члены партии не будут полностью посвящать себя коммунистической деятельности, то есть не станут профессиональными революционерами. Напротив, каждый должен найти себе независимую работу и использовать ее для распространения идей революции.

4

Сиюн умерла от болезни в 1931 году.