Неизвестный Мао
Шрифт:
Чэнь горячо спорил с Марингом по поводу предложения последнего сделать КПК секцией Коминтерна и, в особенности, выступал против того, чтобы Никольский контролировал все партийные заседания. «Разве обязательно контролировать нас? — кричал Чэнь. — Это просто бессмысленно!» Он часто по целым неделям отказывался встречаться с Марингом. Чэнь мог кричать, стучать ладонью по столу и даже кидаться чашками. Маринг называл его «вулканом». Часто, когда Чэнь взрывался, Маринг выходил покурить, ожидая, пока профессор успокоится.
Но без денег Москвы КПК не могла даже начать свою деятельность по изданию коммунистической литературы и организации рабочего движения. За девять месяцев (октябрь 1921 — июнь 1922 года) расходы партии составили 17 655 юаней, менее 6 процентов из которых было собрано в Китае, в то время как остальные 94 процента поступили от русских, о чем сам
В отличие от Чэня у Мао не было никаких сомнений в отношении необходимости брать деньги у Москвы. Он был реалистом. Русские деньги изменили и его жизнь. После съезда он стал ежемесячно получать по 60–70 юаней от партии на нужды Хунаньского отделения. Вскоре эта сумма возросла до 100 юаней, а затем до 160–170. Эти крупные и регулярные поступления существенно изменили дело. Мао частенько оказывался на мели. Он трудился на двух работах — был директором школы и журналистом, и его страшила вероятность того, что его доходы зависели от этих двух профессий. В двух письмах, написанных другу в конце ноября 1920 года, Мао горько жаловался, говоря, что «жизнь, зависящая от использования рта и мозгов, жалка до крайности… Я часто отдыхаю всего три или четыре часа, работаю даже по ночам… Моя жизнь в самом деле очень тяжела».
Потом он говорил своим друзьям: «В будущем мне, вероятно, придется существовать на жалованье от этих двух работ. По-моему, работа, которая требует использования одних только мозгов, невероятно тяжела, поэтому я подумываю о том, чтобы овладеть профессией, требующей физического труда, вроде штопанья носков или выпекания хлеба». Поскольку Мао не был любителем физического труда, становилось ясно, что он был в отчаянии, зашел в тупик.
И вот теперь он получил прекрасное место субсидируемого профессионального революционера. Он бросил журналистику и даже ушел в отставку с поста директора школы. Теперьон, наконец, мог позволить себе вести то существование, о котором до той поры мог только мечтать. Вероятно, именно в этот период он выработал у себя привычку, оставшуюся с ним на всю жизнь, — спать допоздна и читать до глубокой ночи. Через два месяца после 1 съезда Мао восторженно писал своему старому другу Сяоюю: «Теперь большую часть времени я провожу заботясь о своем здоровье, я стал гораздо бодрее. Сейчас я очень счастлив, не только оттого, что мое здоровье крепнет, но и потому, что я не обременен работой или ответственностью. Я занят тем, что каждый день хорошо питаюсь, потворствуя своему желудку и улучшая здоровье. Кроме того, я читаю книги, которые хочу прочесть. Вот уж действительно «Ух ты, как здорово».
Есть досыта и читать всласть — вот как, по мнению Мао, должна была выглядеть хорошая жизнь.
В октябре 1921 года он начал семейную жизнь с Кайхуэй в месте, называемом Пруд с Прозрачной Водой, теперь у него был дом и достаточно денег, чтобы нанять прислугу.
Это было чудесное местечко, где река впадала в огромный пруд, постепенно становясь совершенно прозрачной, отсюда и название места. Дом Мао был традиционной постройкой, с черными деревянными балками и пестрыми кирпичными стенами. С одной стороны дом был обращен к полям, засаженным овощами, а с другой — к невысоким холмам.
Теоретически дом считался штаб-квартирой Хунаньского отделения партии. Одной из обязанностей Мао, как провинциального партийного лидера, была вербовка новых членов, но рвения он не проявлял. Когда в ноябре 1920 года его в первый раз попросили пополнить ряды Союза молодежи, он перепоручил эту работу кому-то еще, а сам отправился отдыхать со своей подругой Сиюн, заявив, что едет «изучать систему образования».
В отличие от большинства великих диктаторов — Ленина, Муссолини, Гитлера — Мао не вдохновлял пламенных последователей своими речами или идеологической притягательностью. Он попросту выбирал добровольных помощников из числа своих приближенных, людей, которые готовы были выполнять его приказы. Его первый новобранец, друг и управляющий книжным магазином И Лижун описывал, как вскоре после возвращения с 1 съезда Мао вызвал его из магазина. Облокотившись на бамбуковую изгородь, окружавшую двор, Мао сказал И Лижуну, что тот должен вступить в партию. И Лижун ответил, что слышал, будто во время русской революции погибли миллионы человек. Но, как рассказывал И, «Мао попросил меня вступить в партию, и я вступил». Так Мао основал свое первое отделение партии в Чанша. Ячейка состояла всего из трех человек: самого Мао, И Лижуна и товарища, сопровождавшего Мао на I съезд.
Затем в партию вступили члены семьи Мао — его жена и братья, за которыми он послал в деревню. Цзэминь вел семейное дело и ловко управлялся с деньгами. Он взял на себя заботу о финансах Мао. Мао вызвал из деревни в Чанша и других родственников, поручив им различную работу. Некоторые из них вступили в партию. Сторонников Мао вербовал, привлекая в основном членов своей семьи и друзей.
В действительности вто время молодежь Хунани активно интересовалась коммунизмом (включая человека, ставшего впоследствии вторым человеком после Мао и председателем КНР Китая, — Лю Шаоци), среди них были те, кто спустя несколько лет стали лидерами КПК. Но их привлек в партию не Мао, а пятидесятилетий марксист Хэ Миньфань — глава уезда Чанша. Миньфань финансировал членство Лю и других в Союзе социалистической молодежи в конце 1920 года, а также способствовал их поездке в Россию. Сам он не приехал на I съезд партии, поскольку приглашение было направлено Мао, чрезвычайно ревниво относившемуся к Хэ Миньфаню, в особенности из-за успеха того по привлечению в партию новых членов. Когда в 1922 году Лю Шаоци вернулся из Москвы, Мао пристал к нему, пытаясь выведать, как Миньфаню это удалось.
Став руководителем официального отделения КПК, Мао задумал устранить своего невольного соперника. Миньфань руководил общественным лекционным центром, располагавшимся в прекрасном здании — величественном клановом храме, носящем название Корабельная Гора. Заявив, что сооружение чрезвычайно необходимо для партийных нужд, Мао переехал туда вместе со своей группой и сделал жизнь Миньфаня настолько невыносимой, что тот покинул не только здание, но и партийное окружение. Год спустя Мао сказал Лю Шаоци, что Миньфань, наставник Лю, был «непослушным. Поэтому мы изгнали его из Корабельной Горы». Назвав «непослушным» человека гораздо старше себя, Мао показал себя с худшей стороны. Раньше он так себя не вел. Впервые встретив своего друга, либерала Сяоюя, Мао поклонился, демонстрируя уважение. Он был почтителен как с ровней, так и с вышестоящими лицами. Но, попробовав власть на вкус, он изменился [5] . Начиная с того времени Мао сближается только с теми людьми, кто не может составить ему конкуренцию, то есть в основном с людьми далекими от политики. Он не водил дружбу ни с кем из своих коллег по партии и редко общался с ними.
5
Сяоюй прекратил дружбу с Мао и позднее стал чиновником правительства Гоминьдана. Он умер в Уругвае в 1976 году.
Устранение Миньфаня было первой битвой Мао из череды сражений за власть. Он одержал победу. При Мао не существовало комитета партии. Заседания были редки. Был лишь Мао, отдававший распоряжения, хотя он заботился о том, чтобы регулярно отчитываться перед Шанхаем, как требовалось.
Мао не уделял внимания и другой своей обязанности — организации рабочих союзов. К рабочим он испытывал не больше симпатии, чем к крестьянам. В письме к другу в ноябре 1920 года Мао, жалуясь на свои собственные условия жизни работника умственного труда, отмечал: «Думаю, что рабочие в Китае на самом деле не страдают от плохих условий жизни. Страдают лишь интеллектуалы».
В декабре 1921 года рабочие из Аньюаня, важного шахтерского центра, расположенного на границе провинций Хунань и Цзянси, попросили у коммунистов помощи, и Мао отправился на шахту — это был первый случай его общения с рабочими. Через несколько дней он покинул шахту, поручив практическую работу другому человеку. После этого короткого погружения в мрачный мир шахтеров он доложил в Шанхай, что «выбился из сил» с «организацией рабочих».
В провинции между тем были талантливые организаторы, в особенности два беспартийных товарища, основавшие Хунаньский рабочий союз и призвавшие в него более 3 тысяч из почти 7 тысяч рабочих Чанша. Эти двое были арестованы в январе 1922 года, возглавляя крупную забастовку. На рассвете их казнили — забили до смерти в полном соответствии с традициями. Это событие вызвало широкий общественный резонанс. Когда губернатора, отдавшего приказ о казни, спросили впоследствии, почему он не арестовал и Мао, тот ответил, что не считал Мао угрозой.