Неизвестный Петр I. Стихи и проза убийцы Лермонтова (сборник)
Шрифт:
В начале XVIII века такой науки, как климатология, в принципе не существовало. Возможно, выводы экспертов убедили бы Петра I перенести столицу новорожденной Империи куда-нибудь, где посуше. И климат здоровее. Сейчас многие жители Петербурга страдают симптомами основателя своего города. Можно даже так и назвать – «симптомы Петра Великого». Придворный лекарь первого Императора Всероссийского, доктор медицины Блументрост, 6 января 1725 года (за 20 дней до кончины венценосца) представил подробнейшую выписку из истории болезни своего пациента, по требованию двух его «жен»: бисексуальной – Александра Меншикова и – венчанной императрицы Екатерины I. Формально обоих волновало здоровье своего супруга. На деле – сколько он еще протянет и когда можно начинать схватку за престол и власть? В докладе доктора Блументроста от 6 января 1725 года более 10 пунктов. Помимо алкоголизма, запущенного поражения почек и печени медик
«3) Участились жалобы августейшего пациента на ломоту в затылке накануне перемены к непогоде, дождю со снегом или же, наоборот, к солнцестою. Объясняется это тем, что атмосфера давит на кровь, и оная выше обычной нормы поднимается, заполняя мозг в избытке. Однако же пьявки, прикладываемые на загривок, в течение часа боль снимают, и наступает сон, после которого следует полное облегчение. При некоторой слабости, проходящей к утру следующего дня».
Нет сомнения, что немало читателей-петербуржцев так же реагирует на ухудшение погоды, ибо она в Петербурге не меняется уже более 300 лет. Кстати, от резкого подъема артериального давления с внутричерепным давлением, вызванного переменчивым петербургским климатом, страдала и Екатерина II (ей регулярно отворяли кровь), и ее сын – Павел I.
Но подъем внутричерепного давления и артериального гарантирует не только резкая перемена погоды, но и царская доза принятого спиртного. Петр I, едва наступало облегчение, своей тяги к алкоголю пересилить не мог. А тут еще каждые сто лет город на Неве захлестывали осенние наводнения. Шведские хроники свидетельствуют, что приневские болота осенью 1624 года затопила вода с Финского залива (помимо ноября 1724 года наводнение повторилось осенью 1824 и 1924 года), то же повторилось и при Петре I. Спасая моряков, Петр I остудил в ледяной ноябрьской воде почки и простудился. Едва-едва оправившись, в начале января 1725 года Петр I вновь начал обильно выпивать в гостях. Наплевав на предостережения врачей, того же Блументроста. 9 января 1725 года он сильно нагрузился на застолье у своего денщика Василия Поспелова… Последовало кровоизлияние в левое полушарие головного мозга, вызвавшее обширный инсульт. Состояние больного осложнила непроходимость мочеточников, вызванная запущенным нефритом. От болей несчастный царь-алкоголик кричал так, что было слышно во всей округе. 26 января наступило ухудшение состояния. 28 января 1725 года Петр I скончался в лютых муках.
Вот читаешь документы, подписанные доктором медицины Блументростом, бумаги, не предназначавшиеся для чтения посторонними, и думаешь… А ведь не мог алкоголик и психопат (это не оскорбление, а диагноз) быть настоящим государственным деятелем, «работником на троне». Не мог по состоянию здоровья. И по факту. У настоящего деятеля нет времени на хронические пьянки и пытки. Медицинское заключение о состоянии здоровья Петра I вынуждает сомневаться в точности образа, создаваемого поклонниками Петра Великого.
Все жены, сожительницы и любовницы первого Российского Императора – ему изменяли. Для многих женщин своего окружения, не только бывших его любовницами, но просто попавших в поле зрения «великого реформатора», – знакомство с ним заканчивалось плачевно. Изучение любовной истории жизни основателя Санкт-Петербурга наводит на мысль, что человек, вернувшийся в Россию царём из «Великого Посольства», – не мог любить женщин. А только пользоваться ими. Грубо, злопамятно, с мелочно-жестокой ревностью. И с мстительностью палача.
В оценке отношений наследника престола со своей первой венчанной женой – Евдокией Федоровной Лопухиной – историки не едины. Одни утверждают, что еще до отъезда венценосного супруга в Европу и любовной связи с Анной Монс сверхэнергичному царю Петру I было с абсолютно домашней женой зело скучно. Другие цитируют сохранившиеся письма царя Петра жене из-за границы, написанные человеком, искренне скучающим по любимой женщине…
Во всяком случае, еще из Лондона бояре Лев Нарышкин и Михайло Стрешнев получили царский наказ: законную русскую царицу и мать наследника престола насильно постричь и отправить в монастырь. 23 сентября 1698 года сие произошло, и в Суздальском Покровском монастыре появилась инокиня Елена. Молодая царица, естественно, постригу противилась как могла, еще молодая и полная жизни женщина не соглашалась похоронить себя заживо. Отправка ее в монастырь произошла еще до фактического возвращения Петра в Москву, то есть муж даже не захотел встретиться с опальной женой. Что укрепляет версию о подмене Петра I в Европе двойником, уж жена-то, несмотря на разлуку, мгновенно поняла бы, что «муж-то не настоящий»! На Руси случалось, что представителей аристократии или членов царской фамилии карали насильным постригом в монахи. Но это должен был решить Высший церковный суд, а в конце XVII века православное священство еще не было «европеизировано». Пострижение насильно русской царицы не получило благословение церкви, за что церковники и
Жизнь, она же и в монастыре не закончилась. В 1710 году в монастыре по служебной оказии оказался статный майор Глебов. Его любовная, совершенно не политическая связь с бывшей царицей длилась семь лет. Петр I узнал о ней случайно, и что ему было в 1717 году до бывшей жены, с которой он фактически расстался в день отъезда в Великое посольство в 1697-м? Двадцать лет минуло! Но бывший супруг (или его двойник) рассвирепел: майора Глебова он приказал посадить на кол, чтобы долго мучился, перед окнами возлюбленной… Епископа Досифея велел казнить. А саму инокиню Елену, осмелившуюся еще быть живым человеком, повелел запереть в одиночной камере уже не монастыря, а самой настоящей Шлиссельбургской тюрьмы… Ну, истинный поступок «Великого реформатора»!
Еще о насильно постриженных в монахини женщинах – родственницах Петра Великого. Родную сестру – Софью Алексеевну, соперницу за трон, – отправил в Новодевичий монастырь инокиней Сусанной, это понятно. Но в инокиню Маргариту превратил и жену родного брата Ивана. Хотя царевна Марфа была так же далека от политики, как и от Академии Наук.
7 мая 1724 года русская корона была водружена на голову горничной немецкого пастора, жены шведского драгуна Иохана Раабе, дочери литовского крестьянина Самуила Скавронского – Марты. Ее мы знаем как императрицу Екатерину I Алексеевну. Даже в 80-х гг. XVIII века русские историки-аристократы отмечали: «В Петербурге не только бесполезно, но и даже опасно наводить справки о происхождении Екатерины I, хотя бы и с научной целью». Что и понятно, Екатерина II, если судить по закону, не имела абсолютно никаких прав на русский трон, так же как и ее царственная тезка, – потому и опасалась тревожить русские умы аналогиями. Считается, что между царствующими супругами, как показано в художественном фильме «Петр I», были любовь и согласие. Вот только муж изменял венчанной супруге направо и налево. Жена тоже не осталась в долгу. Брат бывшей возлюбленной Петра I Анны Монс – Виллим – в истории еще не оценен Великим Любовником. Этот светский хлыщ вошел в историю как мужчина, наставивший рога самому Петру Великому (к слову, сама Анна Монс также не осталась верна богатому поклоннику – царю Петру, но голову от топора уберегла). А вот ее брат – нет. Его обезглавленное тело не убирали с места казни неделю, погребли без отпевания. А отрубленной головой Монса, воткнутой на шест, Петр I заставил «любоваться» свою неверную жену. А сам надеялся насладиться эмоциями Екатерины, но закаленная жизнью женщина огорчила садиста – ни один мускул не дрогнул на ее лице. Разочарованный муж-мучитель приказал голову соперника поместить в банку со спиртом и отдать на хранение в Кунсткамеру (о коллекции царя-садиста еще будет сказано).
Так замысловато, «по-европейски», называли многочисленные и короткие любовные связи царя-плотника. Во время своего пребывания в голландском порту в Саардаме он шлялся по женам и вдовам голландских корабельных плотников. Расплачиваясь за интимные утехи золотыми дукатами. В 1717 году из Амстердама он едва не привез нам в Россию еще одну «императрицу». Ему очень приглянулась юная дочь одного голландского пастора. Но папа не давал разрешения на «брачную ночь» без объявления о женитьбе и венчания в Амстердамской кирхе (еще бы: чем дочь пастора хуже дочери литовского крестьянина?) В Московии бы царь ни о чем никого не спрашивал – взял бы девку силой и все, а ее батюшка еще бы Бога молил, что все живы-здоровы остались. Но пастор в Амстердаме – это не бесправный князь-холоп в Москве. Пришлось пообещать будущему «тестю» все, о чем тот просил… А наутро «Божий помазанник» протрезвел и понял, что быть официальным двоеженцем как-то не очень, а упечь в монастырь «императрицу Екатерину I» отчего-то пожалел… Конфликт пришлось улаживать хитроумному Шафирову, обманутому пастору, фактически за девственность дочери было выплачено 1000 дукатов чистым золотом. По европейским меркам начала XVIII века – просто астрономическая сумма.
Зато у себя в Московии Петр I ни о чем не заботился и никому ничего не платил. Список женщин немал и циничен. Некую Авдотью Ивановну (сам называл ее «Авдотьей бой-бабой») выдал замуж за своего денщика Чернышева. Произведя мужа в генералы, периодически навещал старую знакомую, не обращая внимания на мужа-денщика. Его фактически наложницами побывали: красавица княжна Мария Юрьевна Черкасская, обе сестры Головкины, Анна Крамер, княжна Кантемир, дочь боярина Мария Матвеева, впоследствии выданная замуж за графа Румянцева (фельдмаршал Миних утверждал, что русский полководец Румянцев-Задунайский – внебрачный сын царя). Своим интимным партнершам в России царь никогда ничего не платил, в лучшем случае мог удачно пристроить замуж.