Неизвестный Рузвельт. Нужен новый курс!
Шрифт:
Радикализм губернатора имперского штата возрастал прямо пропорционально развитию кризиса. Все чаще и чаще он обрушивается публично на недостатки американской экономической системы, к пониманию которых пробудил кризис. Его выступления были созвучны настроениям масс, а политически были просто необходимы. ФДР отвоевывал себе не иллюзорную славу трибуна, а преследовал реальную цель – переизбрание его губернатором. Обращение к общим экономическим проблемам было чрезвычайно важно также и потому, что на выборах 1930 года республиканцы сосредоточили все внимание на коррупции в Нью-Йорк-Сити.
Их кандидат в губернаторы – прокурор южного района города Ч. Таттл, собственно, и прославил себя борьбой
Рузвельт сначала вел кампанию так, как будто коррупции не существовало. По мере того как нарастали всецело обоснованные обвинения, ФДР сообщил: «Я дам мистеру Таттлу время рассказать ньюйоркцам все, что он знает о Таммани. Я сам либерал. Возможно, для рассказа ему потребуется два часа. Я даю ему две недели. К тому времени, я уверен, штат будет готов выслушать, что действительно стоит в центре кампании».
Тем временем ФДР умело пропагандировал свои достижения как губернатора. Одной из первых звуковых кинокартин, выпущенных в США, был фильм «Что сделал Рузвельт», где с кинематографическими преувеличениями рассказывалось о его трудах на благо штата Нью-Йорк. Летом 1930 года фильм вышел на экраны. ФДР все чаще выступал по радио. В начале октября представители 22 страховых компаний присутствовали на обследовании врачами физического состояния ФДР. В 48 лет Рузвельт был здоров, как 30-летний мужчина, страховые компании выдали ему полисы на 560 тыс. долл., а если бы он захотел – были готовы увеличить сумму до 1 млн. долл. Обычно страховые полисы одному лицу не превышали 50 тыс. долл. В Вашингтоне по достоинству оценили его силы. В штат Нью-Йорк отправились государственный секретарь Г. Стимсон, заместитель министра финансов О. Миллс и военный министр П. Харли. Президент поручил им сокрушить губернатора. Пилигримы из Вашингтона поддержали кампанию Таттла по обвинению ФДР в потворстве коррупции Таммани.
1 ноября ФДР в речи в Карнеги-холл нанес решительный удар. Момент был чрезвычайно уместным – в президиуме собрания находилось все руководство Таммани, что не могло не подогревать пыла ФДР на трибуне. Он начал с того, что обвинил правительство в попытке скрыть неудачи собственной внутренней политики, представив в извращенном свете обстановку в Нью-Йорке. Больше того, Вашингтон стремился уверить жителей города, что нельзя доверять большей части из 220 судей. «Если есть нечестные судьи в наших судах, – заверил ФДР, – они будут уволены. Они будут уволены… не судом печати, а судом закона».
Рузвельт издевательски отозвался о вашингтонском трио, явившемся в Нью-Йорк, не зная проблем штата. «Однако они и их партия, нынешняя национальная администрация, два года назад просили голоса жителей штата, давая различные обещания. Они изображали себя создателями благополучия в стране… При них благосостояние всегда было и будет. Бедность – на пути к уничтожению. Мне нет необходимости говорить вам, насколько лживыми оказались их обещания и предсказания. Нет необходимости указывать вам на то, что, к сожалению, испытали каждый мужчина, каждая женщина и каждый ребенок в стране. Я говорю этим джентльменам: мы будем благодарны вам, если вы вернетесь к своим делам в Вашингтоне и посвятите свои усилия разрешению проблем, терзающих всю страну при вашей администрации. Будьте уверены, мы-то в имперском
Гром аплодисментов. Особенно неистовствовали лидеры Таммани. ФДР оправдал их самые смелые надежды.
Выборы 1930 года явились крупной вехой в политической истории штата – Ф. Рузвельт был переизбран большинством в 725 тыс. голосов. Хотя республиканцы понесли серьезное поражение по всей стране, их поражение в имперском штате было катастрофой.
«Новый курс» – кратчайшая дорога в Белый дом
I
Холодной кризисной зимой 1930/31 года положение становилось отчаянным: безработных до десяти миллионов, а за каждым – семья. В эти времена прилагательное «безработный» обрело плоть и превратилось в существительное. Десятки миллионов обездоленных людей. Нет слов, чтобы описать их бедствия. Послушаем сверхреспектабельного в США историка А. Шлезингера, который едва ли заинтересован в сгущении красок: «И вот поиски работы – сначала энергичные и с надеждой, затем мрачные, потом отчаянные. Длинные очереди перед конторами по найму, глаза, напряженно ищущие слов надежды на меловых досках, бесконечный обход предприятий, ожидание целыми ночами, чтобы первому получить работу, если она будет утром. И неумолимые слова, короткие, безликие, скрывающие страх: «Рабочие не нужны…», «Нам не нужен никто…», «Проходи, Мак, проходи…»
Поиски продолжаются, одежда превращается в лохмотья, обувь расползается. Газета под рубашкой спасает от мороза, картон утепляет стельку, рогожа, намотанная на ступни, облегчает долгие часы стояния у фабричных ворот. А тем временем сбережения семьи тают. Отец растерял свою бодрость, он многие часы проводит дома, раздраженный, виноватый… Мясо исчезает со стола, лярд заменяет масло, отец выходит на улицу все реже, он ужасно тих… Тени сгущаются в темных, холодных комнатах, отец зол, беспомощен и полон стыда, исхудавшие дети все чаще болеют, а мать, бодрящаяся днем, тихо льет слезы в подушку по ночам»1.
На окраинах городов вырастали ужасающие поселки – «гувервилли». В жалких лачугах, построенных из ящиков и всякого хлама, в кузовах старых автомашин ютились безработные с семьями. Их согревали «одеяла Гувера» – кипы старых газет, они носили за плечами котомки – «сумки Гувера», вывернутые пустые карманы – «флаги Гувера». Изможденные люди рылись на свалках и в мусорных ящиках, с затаенным гневом или безучастно просили подаяние. Пойманные на краже продовольствия, цедили сквозь зубы: «Мы – свиньи Гувера». Иной раз бездомные толпились у ворот тюрем, умоляя о ночлеге. Дети падали в обморок на уроках от недоедания, отчаявшиеся кончали жизнь самоубийством. Для усопших по собственной воле тогда был изобретен термин «самоубийство из альтруизма», они не хотели быть бременем для общества.
И бок о бок с голодающей Америкой жило другое общество – по-прежнему по улицам проносились сверкающие машины, магазины ломились от товаров. Бизнес, конечно, не процветал, газеты были полны сообщениями о банкротствах, но имущие классы не несли сокрушительных тягот. Они не испытывали материальных лишений, хотя страх заползал и в дома правящей элиты. Страна погрузилась в мрачное ожидание. Правительство бездействовало, «великий инженер» Г. Гувер явно потерпел банкротство.
Губернатор Ф. Рузвельт в первый день вторичного вступления в должность начал действовать. Он отказался от обычной помпы, сопровождавшей избрание, – иллюминации, плакатов и т. д. Церемония обошлась в 3500 долл. вместо 21 тыс. долл. Сэкономленные деньги были переданы на общественные работы. Все органы штата получили строжайшее указание ФДР – экономить. Но то была только капля в море.