Неизвестный СССР. Противостояние народа и власти 1953-1985 гг.

Козлов Владимир Александрович

С газораспределительной группа отправилась на электродный завод. Как показал один из свидетелей, «группа хулиганов бегала по цеху со свистом и криками „кончай работу“». Они подходили к станкам, требовали прекратить работу, самовольно выключали электродвигатели. Бунтовщики ворвались в насосно-аккумуляторную станцию электродного завода, окружили машиниста Вьюненко и потребовали поддержать забастовку. Лишь после ответной угрозы машиниста (взорву станцию вместе с вами) толпа разбежалась. [787]

787

Исторический архив. 1993. № 4. С. 148–149.

Итак, героические усилия Сотникова поднять на забастовку электродный завод натолкнулись на столь же героическое сопротивление идейного противника бунтовщиков — машиниста Вьюненко, который в одиночку сумел переломить ситуацию и даже обратить не очень уверенных в собственных силах забастовщиков в бегство. Проблема властей заключалась

в том, что на их стороне практически не было таких «сознательных рабочих», способных по идейным соображениям противостоять забастовочной стихии. А большинство из тех, кто выступал на стороне власти (например, дружинники, коммунисты и комсомольцы, пытавшиеся днем отправить остановленный пассажирский поезд или посланные к месту волнений солдаты и офицеры), по всей вероятности, внутренне признавали обоснованность протеста рабочих. Не удивительно, что, например, оператор газораспределительной станции Николай Федоров так и не дал следствию уличающих показаний против забастовщиков и показал, «что опознать кого-либо из числа хулиганов он затрудняется». [788] Люди, подобные Федорову, вероятно, в глубине души сочувствовали рабочему протесту, хотя и не принимали экстремистских, форм его выражения. Но ведь других форм у рабочих НЭВЗ просто не было, ибо эти «другие формы» предполагали уже наличие (или хотя бы ростки) альтернативной рабочей организации, подобной, например, польской «Солидарности».

788

ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 31. Д. 93 661. Л. 164.

«Поход» Сергея Сотникова закончился неудачей, а сам он за свой героический порыв заплатил жизнью. Жестокий расстрельный приговор был явно неадекватен содеянному, По информации И. Мардарь, были и другие группы агитаторов, направившиеся на крупнейшие предприятия города. «Их встречали там по-разному, — пишет И. Мардарь. — Кто-то присоединялся, кто-то воспринял призывы рабочих НЭВЗ с опасением и недоверием. Были случаи, когда делегации просто прогоняли из цехов». [789] Скажем прямо, толпа из 150 человек, во главе которой шел Сергей Сотников, совсем не походила на «делегацию», скорее, на боевую группу, если бы в ней существовали хотя бы зачатки организованности. Что же касается других «делегаций», то вся их деятельность развернулась лишь на следующий день — 2 июня. А 1 июня агитация свелась к тем нескольким описанным выше эпизодам, когда отдельные рабочие приходили на другие заводы и рассказывали товарищам о забастовке на НЭВЗ. Некоторые, действительно, призывали поддержать товарищей, но в первый день эта примитивная «агитация», в основном, оставалась уделом энтузиастов-одиночек.

789

Мардарь И. Указ. соч. С. 17.

Ночь с 1 на 2 июня. Ввод танков. Листовка электромонтажника Жарова.

Как следует из докладной Ивашутина, «скопление людей на электровозостроительном заводе продолжалось до глубокой ночи, пока на его территорию не были введены войска… Хулиганы нападали на танки, портили приборы, забрасывали камнями, в результате чего некоторые танкисты были ранены». [790] Полной картины ночных событий следствию восстановить не удалось. В обвинительное заключение попали яркие, но случайные эпизоды ночных событий. В темноте сотрудникам КГБ и милиции трудно было опознавать «зачинщиков», а потенциальные свидетели — здравомыслящие зеваки — предпочли провести ночь дома в своих постелях, а не рядом с ревущими танками и опасными бунтарями и хулиганами.

790

Исторический архив. 1993. № 1. С. 122.

Среди людей, попытавшихся вмешаться в ход событий в ночь с 1 на 2 июня и выразить свое отношение к вводу танков, оказался 36-летний тракторист электродного завода Григорий Катков (отец двоих детей, с пятиклассным образованием, ранее не судимый). По скромный меркам своего окружения он был человеком очень богатым. У него и у жены была хорошая зарплата, вместе с братом Григорий владел половиной большого каменного особняка, а была еще и автомашина «Москвич-401», которую Катков собирался заменить На новую «Волгу» (стоял в очереди). Он был немного брюзга, любил пожаловаться на жизнь и свое материальное положение. Коллег по работе его жалобы на бедность, вероятно, слегка раздражали. Все знали, что Катков, в отличие от многих других, не бедствует. Но Григория уважали, считали его тружеником, хорошим семьянином, всегда готовым прийти на помощь соседям. Двое из них вскоре после ареста Каткова не побоялись написать что-то вроде «положительной характеристики» на него. Такую же положительную характеристику, правда, состоявшую всего из одной фразы («к работе относился добросовестно, замечаний по работе не имел»), дали и с места работы. [791]

791

ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 31. Д. 93 662. Л. 71–73.

Ночь с 1 на 2 июня стала в известном смысле «звездным часом» Григория Каткова, который; может быть, неожиданно для себя самого, вышел из своего дома в одних трусах и попытался голыми руками

чуть ли ни останавливать танки. Сам Григорий утверждал, что когда он вышел на улицу, танки уже были остановлены толпой. Но зато, глядя на военную технику, направленную на подавление безоружных людей, Катков припечатал коротко и язвительно: «О боже! Идут удовлетворять просьбы трудящихся!». [792]

792

ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 31. Д. 93 661. Л. 232.

Ночь с 1 на второе июня была бурной не только для Григория Каткова. По показаниям свидетелей, монтер А. М. Отрошко (1939 г. рождения, беспартийный, образование 7 классов, холост, не судим) «в толпе у завода выкрикивал требование об удалении солдат, провокационно заявлял, что танки давят людей, наносил оскорбления в адрес офицеров Советской армии, заявляя: „Мы вам покажем“». [793]

19-летний учащийся Новочеркасского училища механизации сельского хозяйства В. Д. Шмойлов (образование 6 классов, женатый, на иждивении один ребенок, ранее не судим) в ночь на 2 июня 1962 г. появился около училища механизации сельского хозяйства, услышал, что танк переехал человека, взял в руки кувалду и стал бить по башни и по смотровым щелям. «Я был возмущен, что советский танк мог переехать человека», — объяснял свой поступок Шмойлов. [794] Молодой человек, пусть и опьяненный алкоголем, фактически защищал ударами кувалды советский пропагандистский миф. Он совсем не был запрограммирован на погром и насилие и отнюдь не действовал как марионетка. Не удивительно, что, услышав призыв какого-то провокатора и подстрекателя (его-то как раз следствию разыскать не удалось) «бей солдата», Шмойлов немедленно бросил кувалду и слез с танка.

793

ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 31. Д. 95 895. Л. 49.

794

ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 31. Д. 98 299. Л. 5–6.

Ночью волнения продолжались не только около завода. Поздно вечером собралась толпа напротив здания городского отдела милиции. Было много студентов и молодежи. Около 23.00 к толпе присоединился 28-летний комсомолец, грузчик Новочеркасского молочного завода Владимир Глоба (образование 7 классов женат, отец одного ребенка, ранее не судим). В тот вечер В. П. Глоба был выпивши. Алкоголь отпустил тормоза страха, и грузчик нашел слова и лозунги, которые произвели сильное впечатление на молодежь. [795] Как показал Глоба на допросе, он считал, «что только организованно можно добиться отмены постановления о повышении цен на мясо и другие продукты, и, высказав это толпе, ушел домой». [796]

795

ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 31. Д. 95 895. Л. 47.

796

ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 31. Д. 98 329. Л. 2.

Вводом танков в мирный советский город власти спровоцировали бурную социально-психологическую реакцию. До сих пор молодежь видела такое только в фильмах про войну, но там-то речь шла о вражеских фашистских танках. В итоге все достижения советской пропаганды оказались повернутыми против самой власти. Она в глазах молодежи изменила высоким идеалам социальной справедливости и выступила как враг народа, а не его слуга и руководитель. В результате власть сама предопределила социально-психологический облик событий следующего дня. Многие участники волнений восприняли действия властей (сначала повышение цен, потом ввод войск) как измену, как антинародные действия, против которых можно и должно было выступать с портретом Ленина и под красными флагами. Что касается экстремистской и маргинализированной части участников волнений, то у них появление танков вызвало поначалу не испуг, а раздражение, готовность продолжать погромы. Сдержанное же поведение военных вселяло во всех уверенность, что правда совсем не на стороне властей.

Ночью в городе появились листовки, которые означали, что некоторые участники и очевидцы волнений начали идеологическую аранжировку событий. Автором одной из таких листовок был 24-летний электромонтажник НЭВЗ А. Ф. Жаров, в прошлом амнистированный, с семиклассным образованием. Листовка представляла собой достаточно любопытную идеологическую конструкцию и достойна того, чтобы привести ее текст полностью:

«О липовых ленинцах.

Сталина вы критиковали, сторонников частично в гроб загнали, остальных от руководства отстранили, но цены на все продукты и товары в апреле каждый раз снижать они не забывали. Хрущев из года в год в магазинах цены поднимает, заработок рабочим при этом он снижает, невольно возникает вопрос у нас, кто — враг народа был или есть. Какие же вы лгуны и лицемеры и власти жаждущие псы, народа угнетатели. К чему стремитесь вы? Сталин и сторонники его последовательно к коммунизму шли и всех вели, при этом не смотрели на проделки капитала и не указывали пальцем так, как вы лгуны». [797]

797

ГАРФ. Ф. Р-8131. Оп. 31. Д. 98 326. Л. 14.