Неизвестный Троцкий (Илья Троцкий, Иван Бунин и эмиграция первой волны)

Уральский Марк Леонович

236 Согласно утверждению Элинор Армер в письме к автору статьи: «Стефа не выглядела как “типичная” еврейка, возможно, именно поэтому она осмеливалась выходить».

237 Libermann Л. A Comprehensive Approach to the Piano. P. 6.

238 Benedict M. Egon Petri and the Petriots (www.rodoni.ch/busoni/ cronologia/Note/petri.html).

239 Американский пианист и композитор, ученик Е. Петри и А. Либерман в Mills College. Автор книги: Sheldon, R. Petri-Libermann notes on the art and technique of pianoforte playing, 1958 (www.worldcat.org/title/petri-libermann-notes-on-the-art-and-technique-of-pianoforte-playing/oclc/18388806).

240

По свидетельству Э. Армер, А. Либерман в совершенстве владел русским, немецким и французским.

241 Heywood A.J. Catalogue of the I.A. Bunin, V.N. Bunina. MS.1067/3853-3867-MS.1067/3868. C. 260.

242 В списке пассажиров парохода, на котором А. Либерман прибыл из Гавра в Нью-Йорк, в графе «Nacionality» (страна, гражданином или подданным которой являетесь) указано «Indetermined», т.е. «неопределенная».

243 У А. Либермана была диагностирована неоперабельная злокачественная опухоль мозга, которая в считанные недели свела его в могилу. После смерти мужа Стефи разбил паралич, и остаток жизни она провела в инвалидной коляске в одном из калифорнийских санаториев. Эта информация получена автором из частной переписки с одним из друзей супругов Либерман , доктором Эрнстом Вольфером (Ernst Valfer).

244 Некролог в «Berkley Daily Gazette» (7 февраля 1978 г.)

Глава 6 Приложения

Переписка И. М. Троцкого 1946-1969 годов

Политические деятели и литераторы русского Зарубежья оставили огромное эпистолярное наследие.

Переписка играла огромную роль в жизни российских интеллектуалов, в архивах сохранились тысячи писем; многие из них скорее напоминают политические или историософские трактаты, а по откровенности и литературной отточенности нередко превосходят опубликованные теми же авторами тексты на те же темы¹.

Переписка на самые разные и подчас весьма серьезные в литературно-историческом плане темы занимает внушительное место в архиве Буниных². И.М. Троцкий явно не входил в число корреспондентов-интеллектуалов. С ним — на очень доверительном уровне! — разговор, как правило, велся о проблемах частного и сугубо прагматического характера. Главным образом речь идет о деньгах, точнее материальной помощи или адресанту или третьим лицам из числа эмигрантского литературного сообщества. Таким образом, они еще раз документально подтверждают факт неутомимой подвижнической деятельности И.М. Троцкого — ходатая по делам русских литераторов в изгнании. Одновременно в этих письмах немало уникальных свидетельств культурно-исторического характера, заслуживающих подробного анализа и комментария.

Такая работа была проделана в процессе подготовки материалов к публикации. Все письма публикуются в выборочной форме по современным правилам орфографии и пунктуации. Раскрытия сокращенных слов, имеющих единственно возможное прочтение, не оговариваются. Восстановленные слова и части слов как предположения заключены в угловые скобки.

«Бедные дают взаймы, а богатые дают советы»: Переписка В.Н. и ИЛ. Буниных с Ильей Троцким

После окончания Второй мировой войны русская эмиграция в Западной Европе влачила жалкое существование. Большая часть из переживших войну литераторов заметно одряхлела и обнищала. В Париже — единственном культурном оазисе русского Зарубежья в Старом Свете, — обещанная возможность вернуться на Родину крайне обострила отношения между различными группами эмигрантов.

Эмиграция, и ранее не отличавшаяся единством, оказалась в годы войны расколота еще в большей степени — значительная ее часть поддержала нацистов, рассматривая Гитлера как освободителя России от большевистского

ига. Среди тех, кто в той или иной форме сотрудничал с нацистами или открыто высказывался в их поддержку, оказались не только крайне правые политики и публицисты, но и вполне респектабельные фигуры русского Парижа, такие как танцовщик и коллекционер Серж Лифарь, писатели Иван Шмелев, Илья Сургучев <Дмитрий Мережковский и Зинаида Гиппиус, художник и историк искусства Александр Бенуа, философ Борис Вышеславцев. Список далеко не исчерпывающий. Другая часть политически активной эмиграции стояла на оборонческих позициях, если не позабыв, то на время спрятав свои разногласия с советской властью. Немало эмигрантов приняло участие в движении Сопротивления.

Эмигрантский «пейзаж» после освобождения Франции выглядел не слишком радостно: численность эмиграции существенно сократилась, а моральный кредит заметно упал. В нацистских лагерях погибли сотни русских евреев-эмигрантов; сотни эмигрантов покинули страну. Немало видных деятелей эмиграции разной политической ориентации умерли в годы войны по естественным причинам, в том числе лидер либералов П.Н. Милюков, <...> писатель Д.С. Мережковский и многие другие³.

Если в межвоенную эпоху, несмотря на политические антагонизмы и расслоения, острые споры и дискуссии, конфликты и раздоры, внутри беженской русской интеллигенции все-таки сохранялось понятие общности и единства судьбы, принадлежности (со всеми разумеющимися поправками и оттенками, партийными и индивидуальными вариациями) к одному антибольшевистскому лагерю, то послевоенная реальность привела к полной и окончательной идеологической поляризации. «Пробным камнем», как и в прошлые годы, было отношение к Советскому Союзу, но теперь само это отношение приобрело крайне амбивалентный характер. С одной стороны, в СССР видели страну-участницу антигитлеровской коалиции, сыгравшую столь важную роль в разгроме нацизма, с другой — оплот тоталитарного режима и угрозу для западных демократий⁴.

В 1945 году перед русскими изгнанниками-«оборонцами» встал вопрос о смысле существования эмиграции: если они оказались по одну сторону с советской властью, не пора ли если не признать ее правоту, то поискать точки соприкосновения? <...>

В этом отношении знаменательным событием в жизни парижской эмигрантской колонии был <...> визит группы писателей и общественных деятелей в советское посольство. <...> Посольство 12 февраля 1945 г. посетили девять человек. Два адмирала, бывший командующий Балтийским флотом и военно-морской министр Временного правительства Д.Н. Вердеревский и М. А. Кедров, в 1920 г. командующий флотом и начальник морского управления в правительстве П.Н. Врангеля, были приглашены по настоянию посла. Кроме них, были В.А. Маклаков, A. С. Альперин, А.А. Титов, М.М. Тер-Погосян, Е.Ф. Роговский, B.Е. Татаринов и А.Ф. Ступницкий⁵.

Прием прошел в приподнятой и весьма дружелюбной обстановке. Однако в эмигрантской среде затем начались жаркие дискуссии на тему «Что делать?» и «Как в нынешних условиях бытия позиционировать себя по отношению к Москве?», сопровождавшиеся ссорами, громкими скандалами и взаимными обвинениями. Даже всегда дистанцирующийся от эмигрантских «разборок» аполитичный:

...В. В. Набоков отправил В. М. Зензинову текст, который тот не без оснований назвал стихотворением в прозе. <...>

Остается набросать квалификацию эмиграции.

Я различаю пять главных разрядов.

Люди обывательского толка, которые невзлюбили большевиков за то, что те у них отобрали землицу, денежки, двенадцать ильфпетровских стульев.

Люди, мечтающие о погромах и румяном царе. Эти обретаются теперь с советами, считаю, что чуют в советском союзе Советский союз русского народа.

Дураки.

Люди, которые попали за границу по инерции, пошляки и карьеристы, которые преследуют только свою выгоду и служат с легким сердцем любым господам.