Неизвестный Юлиан Семенов. Умру я ненадолго...
Шрифт:
ВОСПОМИНАНИЯ ПИСАТЕЛЯ ДМИТРИЯ ЛИХАНОВА
«Юлианские календари»
Ломая ботинками жесткий панцирь мартовского наста, я брел к его могиле мимо иных, неведомых и ненужных мне могил, скользил взглядом по гранитным, незнакомым мне лицам, глазам с черно-белых и цветных фотокарточек, выполненных на железных овалах с потрескавшейся эмалью, и все не находил того единственного, дорогого мне многие годы лица.
Смерть и Юлик, тем не менее, понятия несовместимые. Даже когда я дотрагивался в последнем прощании до его высохшего, восковой пеленой подернутого лица, даже тогда, стоя возле гроба его, все еще не верил, что его уже нет. Что он уже Там.
Даже сейчас, по прошествии многих лет, когда наконец в ликующей весенней пыли вижу занесенную снегом могилу и буквы его имени, по которым струится и плачет первая в этом году капель, я все равно не верю, что Юлика столько лет нет вместе с нами.
И никогда не поверю, потому что по отношению к этому человеку нельзя применять привычные нам системы координат и отсчета времени. Ведь он тем и отличался, что жил по какому-то своему, Юлианскому, календарю.
Апрель. Новый Арбат. Москва
Той редакции больше нет и никогда не будет. В ту чудесную, беззаботную пору она располагалась на конспиративной квартире КГБ, в высотном доме на Новом Арбате, известном своим популярным по тем временам магазином виниловых грампластинок «Мелодия».
Обычная тесная «двушка», где некогда бывалые «опера» назначали тайные встречи своей многочисленной агентуре, теперь вполне открыто и даже можно сказать вызывающе ютился первый состав «Совсека» — независимой частной газеты, придуманной и запущенной Юлианом Семеновым в 1989 году.
Деньги на газету каким-то немыслимым путем через решение политбюро, через постановление Совмина СССР, как потом выяснилось, добыл сам Юлиан Семенович.
Деньги в те годы совершенно астрономические. Бешеные деньги. Один миллион рублей.
Как ему удалось убедить политбюро и Совмин профинансировать первую независимую газету журналистских расследований, доподлинно я не знаю.
Но, так или иначе, в то время пока первые российские олигархи еще с трудом упражнялись в решении задачек по арифметике и цедили дешевые сигареты на школьном дворе, Семенов, благодаря свой харизме, настойчивости, связям и личному обаянию, уже сделался первым советским медиа-магнатом.
Справедливости ради, впрочем, стоит сказать, что «магнатство»
Как и многое в игрушечном капитализме горбачевской поры. При всей своей внешней свободе, хозяйство «Совсека» еще много лет было под госконтролем, служило эдакой вывеской свободы печати в СССР.
Но Семенова нисколько не смущало подобное положение вещей. При всем своем показном, даже лучше сказать артистическом космополитизме, Юлиан был, по сути своей, глубоко советским человеком, настоящим патриотом своей страны.
В отличие от большинства чиновников со Старой площади, он мыслил открыто и широко, водил знакомства с европейскими интеллектуалами всевозможных мастей, свободно говорил на разных языках, да и вообще мало чем напоминал советский истэблишмент той поры.
Вместе с тем водил теплую и нескрываемую дружбу с топ-менеджерами КГБ, влиятельными партийными бонзами и даже литературным начальством из СП.
Очевидно, все эти явные и тайные обстоятельства и повлияли, в конечном счете, на то, чтобы во главе «Совсека» встал Юлиан Семенов.
Наша редакция на Новом Арбате, к слову сказать, была своеобразным отражением тех его знакомств. Секретаршей шеф-редактора служила эффектная политкаторжанка Зоя, которая, по словам Юлика, прошла сталинские лагеря, а оттого считалась особо стойким товарищем.
Тут же возле Зои ютился, по старорежимному интеллигентный кадровик Богдан Андреевич — в прошлом отставной офицер ПГУ и бывший советский резидент в Норвегии, которому все никак не удавалось обуздать нашу журналистскую расхлябанность «приказами по личному составу».
В чугунной ванной хранила свои бесценные видеозаписи никому не известная журналистка Лена Масюк.
А на кухне беспрестанно курили и фантазировали над очередным но- мером собственные и залетные авторы, среди которых можно было заметить двух Эдиков — Хруцкого и Лимонова, Женю Додолева, Артема Боровика.
В большой комнате за казенным столом, помеченным инвентарным номером, восседал тот, кто объединял всех этих персонажей, достойных фильмов Феллини.
В этой комнате всегда было дымно от его настоящего британского «данхила». Весело от его едкого юморка. Жарко от непрекращающихся споров.
Интересно. Парадоксально. Живо. Он, собственно, и сам был как будто из тех самых черно-белых фильмов итальянского ренессанса.
Из «Дольче виты» или «Ночей Кабирии». Сделавшийся вдруг настоящим. Став- ший, зачем то, цветным.
Август. Католика.