Некого больше убивать
Шрифт:
— Как ты на меня вышел? — удивился Стивен.
— Великое дело! Связался с твоим 14-м участком.
— Кто за рулем?
— Пока не знаю. Тебе срочно?
— Потерпит.
— ОК, сообщу позже.
На подъезде к аэропорту JFK снова прорезался голос фотографа: «Твоего попутчика зовут Гарольд Корн. Водительское удостоверение N959 279 210. Что с ним делать?»
— Бинго! — воскликнул Стивен. — Арестуйте!
— По какому обвинению?»
Стивен задумался. «Ладно, пока отпусти», — сказал он неохотно.
Когда они прощались с Гретой, Стивен спросил: «Так и не узнал: а что вы сделали с телом Руперта?».
«А-а… Так, как только мы прилетели, его взяли в катафалк. Потом, Майкл говорил, его кремировали,
«Надо же, — подумал Стивен, — и пепел по ветру развеяли. Вот уж совсем жертва — даже пепла не осталось.».
25
Проснуться у Гарри получилось — Анна постаралась: гремела чем-то в своем кухонном закутке. А вставать не хотелось. «Ну что тут нового? — размышлял Гарри. — В детстве человека надо заставлять спать, а в старости просыпаться. Детям хочется что-нибудь еще сегодня увидеть, узнать, а старикам ничего узнавать уже не хочется, им бы вернуться назад, однако — не размышлять о прошлом, а жить, пусть во сне, но опять молодыми».
Анна, тем не менее, сделала все, чтобы вернуть мистера Пельца к реальности. В конце концов он сдался, надел тапочки и, кряхтя, пошел в ванную. Там еле вскарабкался на кресло и включил душ. Теплый душ (Гарри терпеть не мог холодную воду) расслабляет, под ним еще можно что-то доспать. Сидишь, капли шлепают по темечку, вода воронкой убегает в канализацию. Сколько воды утекло? Людей, пользующихся душем, это не беспокоит. Особенно — теплым душем.
Боже, как он не хочет просыпаться! Ну хоть еще разок встретиться глазами с Рэйчел, погладить вихры Майкла… Он так и не увидел сына. Хорошее дело — традиции, но когда нет возможности в последний раз вглянуть на близкого человека… Правда, еще и катастрофа была страшной… Что бы он увидел?
Хуже всего было встретиться на похоронах с Марти, Полом и всей этой шайкой. Чего они пришли? Как же, как же: исполнительный директор погиб!.. Можно подумать!.. Майкл — чистая душа, он и понятия не имел о главном в бизнесе «Стардева». Возил себе дрыгающихся юнцов по фестивалям, ходил на презентации их дисков и думал, что так вот и слава, и денежки делаются. Спору нет: кого-то он открыл. Но не прыгнуть им было выше ночных баров без безумной рекламной раскрутки, без провокаций и шумных скандалов, без всенародно раскаявшихся и вновь упавших в грех Магдалин, без пышных звездных свадеб и ангелоподобных детей, которых потом бросали ради первых попавшихся блядей, без сотен фунтов кокаина, без… Майкл и понятия не имел, что умники в отделе маркетинга, вроде Пола Келли, просчитывают траектории его подопечных «звезд» — вплоть до таких деталей, как вилка в заднице официанта или участие в демонстрации против СПИДа. И только ли подопечных…
Вот так же, после Рождества, только в 1973-м, приехали в Вегас сразу Марти и Пол. Взбудораженно веселые, они потащили его кутить во «Фламинго», потом им захотелось побывать на концерте Эдварда Прайда, чья упитанная, лоснящаяся физиономия и сладенький голос если и продолжали собирать полный зал, то уже не юнцов и уже не респектабельных знатоков поп-музыки.
Для них его эра окончилась, а рок-н-ролл, в чьих апостолах он состоял, давно ушел далеко вперед. Эдвар Прайд сохранялся, как икона, которую не успевали подновлять вдогонку за все новыми жировыми складками, за все новыми следами слабоволия и порока на лице оригинала. Но среднегодовалые граждане среднеамериканских штатов продолжали молиться на эту икону. Граждане, женившиеся под малиновый сироп прайдовской «Не отпускай меня навеки», нарожавшие кучу детей, а теперь, наконец, выбравшиеся из под этой кучи на недельку в Вегас — последний раз проверить свою везучесть.
Трио из «Стардева» сидело за столиком, не участвуя в общем подъеме энтузиазма, когда потный певец в костюме одновременно севильского графа и ковбоя из штата Юта заставлял
«Sic transit gloria mundi», — по-докторски прокомментировал Пол и рассмеялся вместе с Марти. «Так проходит слава мирская», — Гарри знал эту латинскую фразу, но его гости смеялись так, как будто бы он ее не знал. «Всему свое время», — произнес Гарри в унисон идее.
— Это так, — согласился Марти, — но время иногда можно продлить.
— Хотел бы я знать, как? Жизнь короткая, а период, когда талантливый человек на подъеме — еще короче.
— Важно, чтобы сделанное им в этот период, не переставало быть нужным, — со значением произнес Марти.
Гарри давно уже раздражали пафосные фразы. Поэтому он махнул рукой и сказал:
— Старый разговор — о великом искусстве, которое переживет поколения и века. Кто знает: что из обожаемого и нужного сегодня понадобится людям завтра? Никто. И давай это оставим…
— Ни в коем случае! Как раз это мы и приехали обсудить…
Гарри удивленно посмотрел элегантного и напыщенного Марти и его несколько развязного спутника. Вот уж кого он не любил, так этого розовощекого хлыща с носом-пуговицей и с жиденькими льняными волосиками а-ля Гитлер. Когда Келли задумывал какую-нибудь гадость, у него от висков к шее пробегали розовые пятна. Вот и сейчас…
— До сих пор, — усмехнулся Гарри, — вы обсуждали только, каким образом навязать публике наших героев. На вселенскую селекцию как-то не замахивались.
— Как знать? — в упор посмотрел на него Марти. — Пример Мелинды тебе ни о чем не говорит?…
— Перестань! — взорвался Гарри.
— Ах, какие мы нежные! А ведь каждый получил, что хотел: она — вечную славу, ты — полтора миллиона… Подожди, — остановил Марти рукой набравшего воздух Гарри. — Давай говорить отвлеченно. Шекспира ты читал? Известно, что он еще и был актером. Хорошим? Поэтом он был великим — каждый может в этом убедиться, ну а как насчет актера Шекспира? Можно только доверять или не доверять мнению его современников. Как насчет античного Дионисия, Мольера, Сары Бернар, как насчет тысяч и тысяч певцов, танцоров и музыкантов, чьи имена мы встречаем в хрониках разных народов?… Даже совсем недавних — из прошлого и позапрошлого веков?… Современники считали их великими, но ничего не осталось, чтобы мы могли в этом убедиться. Куда как более счастливыми оказались архитекторы, художники, писатели, ученые, изобретатели, даже часть спортсменов, не так ли?
Ты знаешь, чем замечателен ХХ век? Тем, что восстановил справедливость. Появились кино, звукозапись, видеозапись — и, как говорится, все музы теперь уже оприходованы. А для нас с тобой это значит, что актеров, певцов, музыкантов мы можем продавать не только на сегодня, но и в будущее. Важно только отобрать тех, кого мы намерены продать и обеспечить им… — Марти рассмеялся, — товарный вид.
— Ты имеешь в виду… — округлил глаза Гарри.
— Именно это он и имеет в виду, — вмешался Пол, и бег красных пятен на его лице ускорился. — Он имеет в виду, что звезды шоу-бизнеса имеют обыкновение быстро тускнеть. Только вчера, кажется, кто-то озарял полнеба, а сегодня у него четвертинку этого неба оттяпали. Завтра — еще восьмушку, послезавтра — еще. А еще через день вспыхнет рядышком пара новых звездочек, и все — нет нашей сверхъяркой, затухла… Сам говоришь, что период подъема короток. Вот и остается наша звезда только в мемуарах и диссертациях… Иное дело, если не успеет она затухнуть, а взорвется оглушительно и ослепительно… Ба-бах! — и истерические оплакивания поклонниками, и зуд интриги даже у тех, кому она вообще безразлична была… А вся печать шумит, строятся догадки, версии, и бегут толпы заново смотреть фильмы со звездой, покупать ее кассеты и диски. Согласись: один такой взрыв может дать больше, чем все наши актерские школы, все опекаемые нами шоу, все контракты, вместе взятые…