Некриминальная повесть
Шрифт:
Домой Петр явился в одиннадцать с лишним. Он перед этим успел зайти в гастроном и купить четвертинку. Там он купил и лимонад с сырком «Дружба». Приняв это все у подъезда на лавке, он стекло бросил в урну, подошел и ногою толкнул парадную дверь. Петр поднялся на лифте, открыл замок, вошел в коридор и в темноте дошел к себе до калошницы, переобулся, вошел в свою комнату.
Маскировка была у него совершенной:
– У Витьки сын р-р-родился: четыре килограмма триста грамм… – Таким был ответ на пристальный взгляд.
Утром
Нестерпимый свет брызнул утром Петьке в глаза. Жена распахнула все занавески.
– Проснулся, алкоголик? – услышал он сверху. – И что-то ты был очень счастливый, будто не у кого там сын родился?
Петр спросонок водил кругом взглядом. Он помнил легенду. Помнил, как вдруг придумал ее при объятиях с Анной. Легенда была даже красивой. Но имя виновника вчерашних торжества почему-то забылось. Петр дурил, смотря на мать своих детей, изображая непроспавшегося. «Не могла же она взять все это на карандаш!» – подсказал наконец ему внутренний голос. Даже если запомнила, назови он любое ему из известных имен – все равно сможет выкрутиться.
– Да-а… – отмахнулся как от мухи Петр, – у электрика нашего. Молодой совсем парень, и представляешь – ребенок!.. – И Петр полупьяно поднял к верху палец.
– Сколько выпил-то?.. – спросила жена.
– Не много… – Петр играл в оправданье. – Чуть-чуть. Можно сказать, что не пил. Стакан – и то от силы.
– Четвертинка, значит. А портвешком полирнул? С работы выпрут!.. Квартиру не дадут!
– Ну! Это уж – фиг! – как будто бы проснулся Петр, схватив брюки со стула и быстро надел их. – Я Москву двадцать лет уже строю. Выпил – так что ж, по дороге проветрится!
Петр схватил полотенце и бритву со столика, расправил сплющенные тапки и втиснул в них ноги. Проходя у дверей Серегиной комнаты, о себе Петр подумал: опаздывает. Уже шла «Пионерская зорька», и пора ему было давно выходить.
Но отлегло. Ведь рано он выходил только её – ради Анны, за ней он наблюдал, разглядывал, запоминал все. Сегодня с утра Анна спала, и через парк идти ему было не надо. Он даже раньше приедет к себе на работу, раз не поедет он через Войковскую. Но, все равно для приличия надо ему поспешить, чтоб потом не осталось вопросов. Так, через десять минут одетый полностью и в новую рубашку спускался Петр по лестнице вниз, не дожидаясь медленного лифта.
Петр пошел к остановке автобуса и втиснулся в один из них последним. Зил-158 фыркнул, закрыв за лопатками двери, и двинулся в путь. Наконец, и Новослободская. Петр спустился в метро за пятачок и поехал. Он, конечно, все время стоял, да к тому же пришлось ему делать одну пересадку.
Петр на работу приехал, взял банки с анализом масла из трансформатора, из кармана достал кошелек. В кошельке на трамвайном билете записан был номер ее телефона, продиктованный вечером. Сегодня его миссией была поездка в Мосэнерго. Там должны были сделать анализ залитого масла и дать заключение о электрической прочности на пробой, о тангенсе
На ветру у нее разлеталась прическа. Она поправляла ее, а ветер все путал, разметывал волосы, мешая смотреть.
– Училка, говоришь?.. – Они остановились, и Петр поправил ей волосы, закрыв своим телом от ветра.
– Биологии… – поддакнула она.
– И кандидат наук…
– Правда, странно?
– Почему?..
– Это же школа. Что в ней делать кандидату? Какая, к черту, там научная работа?
Они шли по обводному каналу и приближались уж к стрелке. Он либо держал ее руку либо обхватывал сбоку за талию. Остановившись, он ласкал ее пальцы – красивые, длинные, теплые. Токи незримых энергий текли по ладоням меж ними. Никогда в жизни им так не гулялось.
И Петру ее нравилось слушать, о чем бы ни говорила она: о кинотеатре «Ударник», о шоколадной фабрике, о стрелке между обводным каналом и Москвой-рекой.
Ее голос, и мягкий, и с самого низа гортани, и деловой, голос будто бы леди, сводил Петьку с ума. Она говорила – ему по спине щекотали приятно мурашки. Он же раньше не слышал ее, только лишь рисовал, а теперь все сошлось: нарисованный им на холсте образ дамы – и голос ее, и манеры, и нежность стали как воплощение мечты. И Петр тоже говорил. Говорил, чтоб она не молчала, чтоб ей было ему что сказать.
Говорили о том, что вот здесь магазин шоколада. И шоколад продают тут большими кусками: большими и толстыми, иногда шоколад здесь в обломках. Почему? Да рецепт перепутали, и не то получилось, не вписались в рецепт супервкусных красивых конфет – и теперь продают это здесь по рублю за кило.
– Все равно шоколад! – повторила она.
– Шоколад! – проговаривал он. – Ну, надо же его куда-то деть?! Зато дешевый… А представляешь, свинью шоколадом кормить! Какого цвета сало будет?
Они засмеялись.
Вот они поравнялись со стрелкой, остановились.
– А вот здесь, – улыбнулась она, – вот сюда приезжала я в клуб. Это наш гребной клуб. Байдарки – и в самом центре Москвы! Рядом с Кремлем и на веслах!.. Давай прокачу?!
Как раз в этот момент у воды два парня спускали на воду байдарку. Парни сели и балансируя веслами, опираясь ими на воду, оттолкнулись от спецпричала.
– Сесть в эту узкую длинную лодку и не опрокинуться?! – Петр даже вздрогнул. – И как в такой узенькой плавать?
– Равновесие надо держать, веслом на воду опираться…
– Господи, вода-то желтая! Смотри-смотри! – показал Петр. – И, смотри: нефтяные тут пятна! Перевернешься так – и будешь плохо пахнуть…
– А в клубе есть душевые… – с печалью о прошлом сказала она. – Не надо падать! – Она посмотрела в Петровы глаза. – Что смотришь?! Гребла! Дело знаю. Друг отца был здесь тренером. И мы с мужем катались.
– Девчонка-то ты не слабая…
Она улыбнулась:
– Что?! Плечи широкие?! Не нравится?..