Некрочип

Хэррод-Иглз Синтия

– И что вы теперь собираетесь предпринять? Разослать ваше описание по всем зубным кабинетам Гонконга? – спросила Джоанна.

– Нет, мы пока подождем это делать. Такая процедура предполагает большие затраты как времени, так и средств, к тому же, она может оказаться вовсе ненужной. Я предпочитаю дождаться сперва результатов генетической экспертизы образцов, взятых с носового платка. Если подтвердится их идентичность тем, что были обнаружены в баре, про зубы вообще можно будет забыть.

– Но все равно у вас сейчас нет более надежного средства для опознания, чем зубы жертвы, – сказала Джоанна. – Уж они-то вам не соврут. И к тому же, вряд ли найдется большое число людей, которые бы регулярно совершали поездки в Гонконг.

– Действительно,

случайные совпадения тут почти исключены, – согласился Слайдер. – К сожалению, Сюзанна Эдрич ни так, ни эдак не смогла нам помочь. Ей ничего не известно о прошлом Питера Немана, о его близких. Про своих азиатских предков он тоже ей никогда не рассказывал.

– Значит, родственники до сих пор не нашлись?

– Мы разослали по всем местам его фотопортрет и описание внешности, но никто пока не откликнулся. Полагаю, это связано с особой скрытностью его образа действия. Полная независимость – вот, по-моему, его кредо.

– Ну, в этом смысле, все мужчины одинаковые. Больше всего опасаются, как бы их кто к своей юбке не пристегнул.

Это наблюдение, высказанное без всякой задней мысли, тем не менее, насторожило Слайдера. Он внимательно посмотрел на Джоанну, сидевшую к нему вполоборота, и тяжело вздохнул, расценив его как намек.

– Извини, но это не я придумал так провести вечер.

Она полностью повернулась к нему, но некоторое время молчала, пока боролись в ней самые противоречивые, чувства и не было однозначного ответа на вопрос, стоит ли продолжать затронутую Слайдером тему. Наконец она сказала:

– Так не может больше продолжаться, Билл. Потому что смешно, обидно и унизительно. И никто не в выигрыше, все только проигрывают.

– Я это знаю, – сказал он. – Знаю, что веду себя нечестно по отношению к тебе. Но скоро все будет расставлено по своим местам...

– Ты все время это повторяешь, – сказала она спокойно. – Почему так трудно сделать то, что было обещано, и не раз?

– А разве легко сознательно причинить боль человеку?

– Но ты делаешь больно мне. Почему не Айрин?

Слайдер оказался в положении, когда нужно оправдываться в том, в чем не хочешь оправдываться, спорить о вещах, которые вообще не могут быть предметом для спора.

– Я не хочу никому делать больно, – сказал он с отчаянием. – И не об одной Айрин, в конце концов, речь. Ты не можешь понять, что значит иметь детей...

– Я? Ну разумеется, – сказала она, глядя в свой пустой бокал.

– Извини. Я допустил недозволенный прием.

– Здесь вообще все несправедливо. И жизнь несправедлива. – Она набрала воздух в легкие, готовясь сделать решительное заявление. – Я хочу, чтобы мы поженились, Билл. Если наши желания не совпадают, то так и скажи сразу, и перестанем делать несчастными себя и других.

– Я ни о чем другом и не мечтаю.

– Тогда... – она пожала плечами, предоставив ему додумывать окончание фразы.

– Обещаю завтра же поговорить с ней, – сказал он твердо.

– А почему не сегодня? – спросила она с подозрением.

– Такие вещи надо обсуждать при свете дня. А разговор на повышенных тонах, да еще и поздно вечером, ни к каким результатам не приводит.

– Так вот. Пока... – только и успела сказать Джоанна, потому что в этот момент грохот множества ног по паркету возвестил о внезапном нашествии толпы музыкантов, которые, прорвавшись сквозь толчею в дверях, тут же бросались к стойке бара, чтобы побыстрее занять очередь. Под влиянием этого всеобщего порыва, Джоанна сделала инстинктинное движение, чтобы подняться со своего места. – Закончилось первое отделение, – сказала она. – Пойду встану в очередь, если ты хочешь еще что-нибудь взять.

– Нет, ты уж лучше оставайся, – сказал он, приподнимаясь. – Тебе повторить?

Но когда Слайдеру удалось занять место, хвост уже протянулся до самой двери. Ранее пришедшие не стесняясь зазывали к себе своих припозднившихся приятелей, и от этого перспектива муторного, неподвижного ожидания

делалась все очевидней. Слайдер слегка привалился к стене, и стоял, устремив свой взгляд через весь зал на единственную в его жизни по-настоящему любимую женщину. «Ты делаешь больно мне. Почему не Айрин?» Вопрос Джоанны как бы повис тогда в воздухе. А между тем, Слайдер знал, как на него ответить. И давно. Но сказать это никак не решался из боязни быть до конца не понятым ею. Джоанна была совершенно права в том, что он заботился об Айрин больше, чем о ней. Но происходило это совсем не потому, что он с особым уважением относился в статус-кво своей супруги, – просто он давно перестал считать Джоанну чем-то отдельным от себя. Подобно тому, как в детстве, будучи воспитанным мальчиком, он предлагал гостю шоколадный торт, в то время как сам довольствовался булочкой, в его настоящем положении Слайдер внимательнее относился к Айрин, как к человеку чужому, а на свою с Джоанной долю оставлял лишь обглоданные косточки.

И только в редкие моменты, подобные тому, что наступил для него сейчас, он был способен оторвать себя от Джоанны и увидеть в ней вполне самостоятельную личность, со своим внутренним миром, способную страдать и мучиться отличным от него образом. Поэтому-то...

– О, Билл, ты все-таки пришел! Как я рада!

Его сердце, от неожиданности и испуга, сжалось с такой силой, что дало о себе знать настоящей, физической болью; голова резко повернулась на звук, так что хрустнули шейные позвонки, и он обнаружил, что стоит буквально в нескольких дюймах от Мэрилин Криппс, в роскошном сером платье с блестками, с бриллиантами в ушах и на шее, которые приводили в смятение своим поразительным сходством с настоящими. За ее спиной возвышалась фигура Дэвида Криппса. С темными, гладковыбритыми скулами и в безупречном смокинге, он вполне мог сойти за благодушно настроенного главаря мафии. А потом была Айрин. В своем единственном вечернем платье и с экстатической улыбкой на лице. Она явно переусердствовала с наложением теней, если не говорить, что левое веко получилось у нее более синим, чем правое. Айрин уже и сама успела заметить это и теперь искала случая исправить такую досадную оплошность, прячась за спинами своих спутников. По крайней мере, она изо всех сил старалась не оказаться перед Криппс-супругой, макияж которой был выполнен на таком уровне, которого мог достичь разве что Микеланджело, да и то лишь в момент наивысшего творческого вдохновения.

– Дорогой, – сказала Айрин, забыв про свой асимметричный макияж, – ты, должно быть, только что пришел?

– Как ты гениально выбрал место, где нас проще всего будет встретить! Тебе удалось получить свой билет, старина? – спросил Дэвид Криппс. – Мы оставили его внизу, но нас предупредили, что касса скоро закрывается. Но не беда, если у тебя его нет, – продолжал он, приняв немоту Слайдера за отрицательный ответ. – После перерыва билет уже не спрашивают.

Язык Слайдера как бы распался на мелкие частицы и просыпался в горло, подобно тому как содержимое песочных часов переходит из верхней половины в нижнюю. В таком состоянии он способен был издавать лишь звук, близкий к лягушачьему кваканью.

– Ну хорошо, полагаю, никто не откажется что-нибудь выпить? – вновь заговорил Криппс и выгнув шею, постарался оценить длину очереди, которую им предстояло отстоять. Но в этот самый момент к ним приблизился руководитель оркестра Уоррен Стэкер. Губы его изображали официальную улыбку, а руки были расставлены так, как будто он намеревался захватить в них побольше и ничего не выпустить.

– Уважаемые леди и джентльмены, боюсь, вы, по ошибке, зашли не в то место, которое хотели посетить, – сказал он с показным радушием, за которым легко читалось раздражение. Так швейцар, охраняющий вход в «Рицу», заворачивает от ее сверкающих дверей группу немецких студентов в шортах и с рюкзаками. – Спонсорский бар находится в противоположном конце коридора. А здесь обслуживаются исключительно музыканты.