Некрополь
Шрифт:
– Я говорил тебе сбрить это, – бросил Даур, беря планшет и просматривая его.
– Мне кажется, они… смотрятся лихо, – ответил Бендас с чувством, поглаживая усы.
Даур не обратил на него внимания, читая сводку. Они поднялись на верхушку башни мимо быстро сбегавших вниз солдат. На площадке они миновали капрала, раздававшего автоганы с настенного держателя шеренге ожидающих военных.
– Итак? – начал Бендас, когда они двинулись вверх по последнему пролету к вершине форта.
– Слышал слухи? Якобы Зойка опять затеял
– Слухи подтверждаются?
Даур с кислой миной вернул пластину.
– Нет. Здесь вообще ничего не говорится. Это просто диспозиция от Штаба домов в Хребте. Всем подразделениям занять позиции, протокол «Гамма-сигма». Орудия на Стене и в фортах привести в боевую готовность.
– Там так сказано?
– Нет, я выдумал. Да, там так сказано. Орудия поднять, но не заряжать до дальнейших распоряжений Штаба домов.
– Это ведь плохо, да?
Даур пожал плечами.
– Что значит «плохо»?
Бендас помолчал.
– Я…
– Плохо – это растительность у тебя на лице. А что происходит – я не знаю.
Они вышли на продуваемую ветрами площадку с бойницами. Артиллерийские команды выводили на позиции три зенитные батареи: гидравлические поршни поднимали корпуса орудий с креплений, расположенных на вершине башни. Автопогрузчики выкатывались из лифтов. Остальные войска расположились в затянутых сеткой дотах. Всюду раздавались приказы и отзывы.
Даур прошел к краю и осмотрелся. За его спиной огромный, размытый дымкой силуэт Главного хребта упирался в хмурое небо, словно гранитная вершина, мигающая миллионами огней. Справа от него сверкали воды Хасса, окруженные мрачными силуэтами доков и – на другом берегу – наружных трущоб. Перед ним – изгибы огромной адамантиевой Куртины змеились к востоку от дымовой завесы плавильных заводов и темной громады Террикона, двадцатью пятью километрами далее лепившегося к окраине города.
К югу – наросты наружных трущоб, облепивших стену, темные краны и зубчатые колеса шахтерского района и рельсы главной южной железной дороги, тянувшейся вдаль. За краем улья тусклые грязно-зеленые луга упирались в горизонт. Видимость была средняя. Дымка искажала расстояние. Даур установил треногий скоп и всмотрелся. Ничего. Блеклое, зеленое, безысходное ничто.
Он сделал пару шагов назад и осмотрел вал. Одно из зенитных орудий было поднято лишь наполовину, военные с руганью пытались освободить гидравлические подъемники. В остальном все было готово.
Капитан поднял трубку вокс-передатчика, который нес за ним солдат.
– Даур говорит. Всем постам Западного Хасса. За дело.
Младшие офицеры действовали быстро и точно. Даур испытывал неподдельную гордость. Его подчиненные смогли выполнить протокол «Гамма-сигма» чуть менее чем за двенадцать минут. Крепость и западная часть Стены ощетинились оружием. Наготове были и орудия, и люди.
Он глянул вниз. Установили непокорное последнее орудие. Радостные возгласы артиллеристов, завывая, унес ветер, и команда подключила подгрузчик снарядов к орудию.
Даур переключился на другой канал.
– Даур, Хасский западный, Штабу домов. Мы дислоцированы. Ждем ваших распоряжений.
На огромной площади Маршалов, прямо внутри Куртины, рядом с вратами Иеронимо Сондара, грохот двигателей трех сотен танков сотрясал воздух. Ряды огромных танков «Леман Русс», выкрашенных в синий цвет Вервунского Главного, вхолостую жгли горючее. Все больше машин с лязганьем проталкивалось на площадь из ангаров позади казарм Южного улья.
Генерал Виголайн из Первой бронетанковой Вервунского Главного спрыгнул со своего помоста, пристегнул кожаный шлем и подошел к комиссару. Виголайн отдал честь, вытянувшись по струнке.
– Комиссар Каул!
– Генерал, – отозвался Каул. На площадь его только что привез штатный лимузин – огромная черная машина, удалявшаяся сейчас следом за своим мотоциклетным эскортом. С ним прибыло еще двое: комиссар Лангана и кадет-комиссар Фоскер.
Каул был высоким и тощим человеком и вид имел такой, словно носил черную фуражку и долгополый мундир имперского комиссара не по своей воле. Болезненно желтоватая кожа обтягивала череп, беспокойно бегали светло-ореховые глаза.
В отличие от Ланганы и Фоскера Каул был иномирцем. Старший комиссар был имперским гвардейцем, которого отрядили присматривать за Вервунской регулярной армией в качестве уступки ее затянувшемуся существованию. Каул тихо ненавидел свою должность. Его многообещающая карьера с Фадайхинским Пятым зашла в тупик несколько лет назад, и вот – против его воли он назначен сюда нянчиться с этой игрушечной армией. Теперь наконец-то представилась возможность как-то прославиться, что могло бы оживить его покрытые пылью надежды.
Лангана и Фоскер были из улья, оба из честолюбивых ординарных домов. Форма выдавала разницу их положений. Вместо двуглавого орла на застежке они носили кирку – эмблему УКВГ, Ульевого Комиссариата Вервунского Главного, дисциплинарного отдела регулярной армии. Сондарская знать помешана на дисциплине. Поговаривали даже, что УКВГ был чуть ли не тайной полицией, действующей в интересах правящего дома, и не подчинялся Администратуму.
– Есть распоряжения, комиссар?
Каул, рассеянно почесав нос, кивнул и протянул Виголайну сводку.
– Нам надлежит построиться и выдвинуться в луга. Мне не объяснили, зачем.
– Я полагаю, Зойка, комиссар. Они хотят сразиться с нами снова и…
– Вы посвящены во внутреннюю политику Зойки? – рявкнул Каул.
– Нет, комм…
– А верите ли вы, что слухи и разброд – орудия контроля?
– Нет, я…
– Пока не скажут, что это Зойка, это – никто. Это понятно?
– Комиссар. Вы… вы отправитесь с нами?
Каул не ответил. Он прошагал к «Леман Руссу» Виголайна и забрался в машину.