Некрополь
Шрифт:
– Они уже направляются к вам, пока мы говорим. Колм, нужно больше, чем держаться, – их нужно отбросить. Щит будет работать на нас, только если мы сможем выкинуть их из-под него.
– А ты не слишком много требуешь, а?
– В самый раз.
– Ты мне за это персональную планету будешь должен, ты понимаешь?
– Я тебе ее уже должен, Корбек. Мысли шире.
Сервитор принес Гаунту новые данные от перезагруженных кодификаторов, установленных в баптистерии. Гаунт просмотрел их, и доклад Варла приковал его взгляд.
– Даур?
– Сэр!
– Мне нужен список гильдий,
– Так точно, сэр.
Гаунт провел следующие десять минут, воксируя тактические инструкции десяткам разрозненных отрядов по всему улью. Он не смог связаться с Варлом – да и вообще ни с одной частью к северу от Главного хребта. Пока он работал, сервиторы и работники находили и отмечали на гололитической карте города конкретные пункты его диспозиции, присоединяя к ней все данные, которые получали с полей.
Какое-то время Гаунт возился с настройками вокса, рыская по частотам, чтобы вычислить частоты, захваченные зойканцами. Он все еще надеялся, что им удастся перехватить и контролировать зойканские передачи, чтобы проникнуть в тактические планы их командования. Но тщетно. Зойканские каналы кишели передачами, но все – на неразборчивом щебете, который не поддавался переводу даже лингво-когитаторами, сплошной бессмысленный поток мерзкого механического шума, не содержащего никаких секретов. Или шум, или скандируемые повторения имени Наследника на частотах пропаганды. Гаунт достаточно долго боролся с Хаосом, чтобы не просить ученых или астропатов пытаться расшифровать щебет. Он не мог позволить скверне развратить ни одного сознания в улье Вервун.
Шум в дверях отвлек Гаунта от работы. Отряд солдат Вервунского Главного вел генерала Штурма в баптистерий.
– Мы поймали его, когда он пытался присоединиться к группе беженцев, погружающихся на лодку, сэр, – сообщил командир группы.
Гаунт смерил Штурма взглядом.
– Дезертирство? – мягко спросил он.
Штурм поправил фуражку, ощетинившись.
– Здесь старший по званию – я, Гаунт! Не ты! Улей Вервун потерян! Я подал сигнал к отступлению и эвакуации! Я мог бы всех вас расстрелять за неподчинение!
– Ты… дал сигнал к эвакуации? А почему же тогда все имперские силы и планетарные войска продолжают сражаться? Даже твои собственные вольпонцы? Ты, должно быть, подал сигнал очень тихо.
– Не смей говорить со мной в таком тоне, ты, сраный выскочка! – проквакал Штурм. В комнате повисло гробовое молчание, и все взгляды устремились на них. – Я старший генерал Вольпонского Королевского! Я старший уполномоченный офицер в улье Вервун! Ты подчинишься мне! Ты будешь меня уважать!
– Что тут уважать? – Гаунт обошел Штурма, с любопытством оглянувшись на лица наблюдавших. Никто почему-то и не думал бросаться на защиту генерала. – Ты бежал с Сондарских врат. Ты бежал из Главного хребта к реке. Ты предал весь улей Вервун.
– Я старший офицер!
Грубым рывком Гаунт сорвал погоны с кителя Штурма.
– Уже нет. Ты позорище. Трус и убийца. Ты прекрасно знаешь, что это твои распоряжения погубили пять сотен моих танитцев на Вольтеманде. Ты убил их потому, что они справились с тем, чего не смогли твои Аристократы, – Гаунт смотрел прямо в глаза Штурму, а тот часто мигал. – Не возьму в толк, как ты вообще пробился в генералы.
Штурм, похоже, скис.
– Оружие… – слабо сказал он.
– Что?
Штурм поднял горящий взгляд.
– Дай мне гребаное оружие, комиссар-полковник! Меня не будет отчитывать безродное дерьмо вроде тебя! Или казнить! Дай мне оружие и дай, ради всего святого, упокоить себя собственноручно!
Гаунт пожал плечами. Он вытащил свой болт-пистолет из кобуры и протянул, рукояткой вперед, генералу.
– Последнее желание исполнено. Офицеры готовы засвидетельствовать, что генерал Штурм вызвался самостоятельно привести свой приговор в исполнение. – Он снова посмотрел на Штурма. – Ты никогда не нравился мне, Ночес. Совсем. Дай мне право поминать тебя хорошо. Давай без глупостей.
Штурм взял протянутый пистолет.
– Офицеры также засвидетельствуют, – прошипел Штурм, – что Ибрам Гаунт отказался сигнализировать эвакуацию. Он обрек всех вас на смерть в огне. Буду рад избежать вашей участи.
Он зарядил оружие и поднес ко рту.
Гаунт повернулся спиной.
Пауза.
– Гаунт! – закричал капитан Даур.
Гаунт крутнулся, держа силовой меч наготове, уже светящийся. Он отсек запястье Штурма раньше, чем вольпонский генерал успел выстрелить из болт-пистолета, нацеленного в голову Гаунту.
Штурм повалился набок на плиты баптистерия, вереща, а кровь хлестала из обрубка руки. Отрубленная кисть непроизвольно нажала на спуск, и болт-пистолет выстрелил и вышиб дыру в узорчатых алтарных вратах за спиной Гаунта.
Гаунт с минуту глядел на корчащегося генерала. Затем шагнул, забрав болт-пистолет из отрубленной руки.
– Уберите его с глаз моих, – велел он ожидающим солдатам, небрежно махнув на Штурма. – Не хочу больше видеть этого вероломного ублюдка.
К полудню судьбоносного тридцать пятого дня все возможные действия по координации сопротивления были выполнены. Гаунт из нового командного штаба связался и дал распоряжения по тактическому развертыванию почти двум третям доступных военных в улье. Его работа, целеустремленность и эффективность потрясли и выживших офицеров Администратума, и персонал кабинета стратегического планирования Вервунского Главного. Экстраординарность была еще и в том, что Гаунт руководил работой практически единолично. После инцидента со Штурмом он работал с целеустремленной остервенелостью. Позднее, когда стала очевидна стройность его плана, он смог передать разработку деталей стратегам, но основа плана обороны была разработана лично им.
Бан Даур вышел из баптистерия вскоре после полудня, чтобы проветрить голову и раздобыть воды. С минуту он стоял под почерневшей аркой в конце коридора, в пустые оконные рамы наблюдая сражение, бурлящее на запруженных улицах улья.
Капитан Петро, один из стратегов, вышел из баптистерия и стал рядом с Дауром – старый друг по академии.
– Он пугает… – промолвил Петро.
– Гаунт?
Петро кивнул.
– Его ум, его собранность… он как кодификатор. Сама напористость, сама целеустремленность.