Некровные узы
Шрифт:
— Думаю, логично будет объяснить, почему. Если ты хочешь получить ответы на свои вопросы, прошу, не перебивай меня. И предвосхищая обвинения во лжи, хочу заверить, что у меня нет причин тебя обманывать.
Развернувшись, он устремил на меня взгляд, тёмный и непривычно тусклый.
— Как я уже говорил, я не знал свою мать. Сколько себя помню, мы были втроём: я, отец и Расти. Наша семья жила в западном районе Бронкса, в одной из тех мрачных многоэтажек, в которых комнаты больше походили на коробки. Мой отец был мягким человеком. Соседи с лёгкостью занимали у него деньги и могли не возвращать месяцами, а ему никогда не хватало мужества попросить их назад. Я всю жизнь презирал таких слабаков, но его оправдывал природной добротой. Наверное, потому что любил. Мой отец был простым работягой на бетонном заводе. Мы никогда не могли позволить себе лишнего, но на одежду, еду и воскресное мороженое хватало. Мы были маленькой,
— Вскоре после того, как отец и Хлоя расписались, к нам домой приехали её дочь — твоя мать, со своим мужем, Колтоном. Я не мог поверить, что в одно мгновение наша семья вдруг стала такой большой. Примерно раз в месяц Элизабет приезжала проведать Хлою. Она привозила конфеты для нас с Расти, всегда была очень мила, и впоследствие даже стала моим подростковым увлечением. Для мальчика, неизбалованного женским обществом, Элизабет была прекрасным ангелом, недостижимым идеалом красоты и доброты.
— Но спустя год иллюзия дружной семьи рассыпалась в прах. Оказалось, у Хлои была давняя проблема с алкоголем. Она сорвалась в недельный запой, после чего её уволили из цветочного магазина, в котором она работала. Пока отец целыми днями пропадал на работе, в квартире то и дело собирались странные компании неопрятных людей, которые пили, громко матерились и вычищали еду из холодильника. Избегающий спиртного отец тоже стал прикладываться к бутылке. Когда Элизабет в очередной раз приехала к нам и застала мать пьяной, она швырнула привезённые подарки на пол и больше у нас не появлялась. В периоды просветления, отец плакал и просил Хлою завязать. Она обещала, что пьёт последний раз, но на следующий день всё повторялось снова. Отец не находил силы отказаться от неё, потому что до безумия её любил, — Алекс на секунду замолчал. — Наверное, есть в женщинах вашей семьи что-то особенное.
Моё сердце колотилось как бешеное, но я не находила в себе сил, чтобы остановить его рассказ. Я чувствовала, что грядущее знание уничтожит меня, но инстинкт самосохранения отказался выступать в мою защиту. Поэтому я кусала губы, с силой сжимая кожаные подлокотники кресла, и продолжала слушать.
— Как я уже говорил, отец был слаб, и они с Хлоей стали выпивать вместе. Ругались, били посуду, орали друг на друга, мирились и плакали. Отца уволили с работы. Еды в холодильнике не стало, мы с Расти были предоставлены сами себе. Однажды я нашёл номер телефона в записной книжке Хлои и позвонил в дом твоего отца. Я был наивен и сбит с толку, и верил, что Элизабет поможет вернуть наших родителей. Твоя мать пообещала, что заедет на днях и поговорит с Хлоей, но этого так и не произошло. Оказалось, пьяница-мать не вписывалась в картину её идеальной жизни с молодым перспективным судьёй.
— Последние полгода мы с Расти выживали. Вернее, выживал я, потому что Расти плавал в своём вымышленном мире супергероев и волшебных мантий. Я же воровал хлеб с магазинных прилавков, спал на улице, потому что дверь часто была закрыта на засов. Отец превратился в безликую тень с вечно мутными глазами и отсутствующим взглядом. Когда соседская шпана предложила мне продавать травку в школе, я согласился, не раздумывая. Для четырнадцатилетнего подростка, которого никто не хотел брать на работу, это был идеальный заработок. Наркобароном я не стал, но на еду и учебники для Расти хватало. А потом произошёл пожар. Дверь в тот день была закрыта, и сердобольная соседка, миссис Харрисон, пустила нас к себе. У старухи жили три кошки, от пола жутко воняло мочой. Проснулись мы ночью от звука пожарной сирены. Огонь потушили, но спасать было уже некого. Говорили, что причиной возгорания послужила непотушенная сигарета. Вот только мой отец, в отличие от Хлои, никогда не курил.
Я не решалась посмотреть на Алекса. В груди расплывалась большая чёрная дыра. Моя мать... папа всегда говорил, что она была самым добрым и чутким существом на свете. Неужели она могла бросить родную мать спиваться... вот так просто вычеркнуть из жизни? Наплевать на двоих
— Я не горевал, — негромко продолжал говорить Алекс. — В моих глазах отец умер, когда стал пьяницей, хотя я продолжал любить воспоминания о нём, о тех временах, когда мы жили втроём и были по-своему счастливы. Твоего отца и Элизабет я увидел лишь на похоронах. Колтон сказал, что за неимением других родственников, суд назначил их опекунами. Мы с Расти переехали в красивый дом на Лонг-Айленде, в том самом, в котором ты выросла. Тёплых семейных отношений у нас не сложилось, но мне это и не нужно было. У нас с Расти была крыша над головой, чистое постельное бельё и еда, и я был благодарен твоим родителям за это. Свободных денег у меня не было, так как давать на карманные расходы не входило в планы твоего отца, поэтому я продолжал изредка приторговывать травкой. Однажды, когда я и ещё несколько курьеров пришли за партией товара, нас загребли копы. Я не сильно испугался. Я был несовершеннолетним, партия была крошечная. Это был мой первый привод. Максимум что мне грозило, это пара суток в камере и предупреждение. В участок, в котором нас держали, примчался твой отец. Он отвел меня в сторону и сообщил, что ситуация очень серьёзная. Оказывается, помимо травки, в квартире нашли большую партию героина, и все обвинения могли повесить на нас. Колтон рассказал, какой срок мне может за это светить, и обещал помочь. Я был перепуган до смерти. Я никогда не имел дел с тяжёлыми наркотиками и не знал, что за это бывает. Мысль о том, что меня закроют на несколько месяцев или даже лет, и я не увижу Расти, привела меня в ужас. Я запаниковал. Спустя какое-то время твой отец вернулся и сказал, что в моей непростой ситуации появилась лазейка: один из задержанных парней дал свидетельские показания, в которых называет имена нескольких шишек наркокартеля, но подписывать бумагу отказывался, а это лишало её юридической силы. Если я подпишу бумагу за него, полиция пообещала сохранить конфиденциальность и отпустить меня домой. Я отказался, потому что чувствовал, что дело нечисто. Потом меня заперли в кабинет с огромным жлобом в полицейской форме, который стал в подробностях рассказывать, что с подростками вроде меня делают на зоне. Мне было страшно до дрожи в коленях, и я сдался.
Алекс отвернулся и засунул руки в карманы брюк. Я не дышала. По отяжелевшему воздуху и тому как напряглись его плечи, я поняла, что самое страшное ждёт меня впереди.
— Вот только меня всё равно посадили, — его голос был спокоен и звучен, но я седьмым чувством угадывала, что он себя сдерживает. — И конфиденциальности никакой не было. Моё имя было во всех полицейских протоколах. Каждая собака в Бронксе считала, что это я всех сдал. Твой отец пришёл ко мне в камеру и извинялся, говорил, что не понимал, как так получилось. Только позже я узнал, что родители торчка, написавшего показания, дали хорошую взятку, чтобы отмазать сына, — Алекс повернул голову, так что мне стал виден его жесткий профиль. — Дали взятку твоему отцу. А я, малолетний идиот, думал, что он по-родственному волнуется за меня, и поэтому суетится.
Звук протеста готов был сорваться с моих дрожащих губ, но Алекс жестом остановил меня.
— Знаешь, что в мире наркотиков делают со стукачами, Тина? Их наказывают. Жестоко и показательно, чтобы другим неповадно было. Знаешь, как наказали меня? Что взять у мальчишки, который сидит в тюрьме, и у которого за душой нет ничего? Забрать у него единственное дорогое — младшего брата.
Внешне Алекс был спокоен, но потому как быстро натягивалась рубашка на его груди, я поняла, что это лишь видимость. Казалось, его не было в этой комнате. Он был где-то далеко, в своём прошлом.
— Расти забили камнями на моих глазах, когда нас вывели на прогулку. Специально выжидали, пока я появлюсь. Я даже сделать ничего не мог. Просто орал, чтобы его спасли. Никто не спас. Его тело с расколотой головой лежало на дороге ещё два часа, пока не приехали полицейские и скорая. Меня даже на его похороны не отпустили.
Прижав руку ко рту, я тихо зарыдала. Меня тошнило, хотелось орать и рвать на себе волосы. Я не могла поверить, что в мире существовала такая жестокость. Не хотела верить, что к этому был причастен мой отец.
— Я выл в камере три дня. Хотел умереть. Мечтал, чтобы меня зарезали, но этого, как назло, не происходило. О, убить пытались много раз, но позже. Потому что так поступают со стукачами. Ты спрашивала, что случилось с теми парнями, что напали на меня. Одного из них выпустили, а другого, того, что порезал Зеда и терроризировал его, я убил. Вогнал ему вилку в горло. За это мне дали ещё три года.
В кабинете воцарилась тишина. Казалось, Алекс решил дать мне время свыкнуться с полученной информацией. Как будто это было возможно. Зажмурившись, я обхватила колени руками и тихо выла.