Некровные узы
Шрифт:
Поднявшись с колен, Жаклин повернулась, и мы встретились взглядами. Её лицо вспыхнуло флюоресцентной белизной в полумраке кабинета.
— Тина...
— Пошла к чёрту, — мой голос доносился словно из подземного тоннеля, — выметайся, гребанная шлюха, и больше никогда не смей ко мне подходить. Надеюсь, минута стояния на коленях стоила нашей десятилетней дружбы.
Губы Жаклин сжались в кривую малиновую полоску, и она, обходя меня по стене, быстро забарабанила каблуками по ступенькам.
— Кажется, теперь всё встало на свои места, — Алекс протянул ко мне руку.
— Не трогай меня! — заорала,
— Просто тебя окружала ложь, Тина, — Алекс отступил на шаг назад и засунул руки в карманы. — А я стал тем, кто открыл тебе на это глаза.
— Нет, Алекс! Тебе ни черта не жаль. Ты даже не отдаёшь себе отчёта в том, что тебе нравится меня мучить. Ты мстишь мне за прошлое. В твоих глазах я всегда буду дочерью тех, кто отняли твою семью!
Нахмурившись, он сделал шаг ко мне, и на секунду мне даже показалось, что он хочет меня обнять.
— Это не так, Тина.
— Тогда почему ты так жесток ко мне? Ты хоть понимаешь, что я чувствовала, когда она стояла перед тобой на коленях? Когда два человека, которые дороги тебе, они... делают это у тебя на глазах… Хотя бы на секунду представляешь, как это больно?! — прижав ладони тыльной стороной к глазам, я заревела, по какой-то причине не желая, чтобы он видел эти слёзы. — Почему, чёрт возьми, я всегда придумываю себе то, чего нет. Почему думаю, что в глубине души ты любишь меня? Конечно, не любишь! Потому что когда любят, готовы прыгать выше головы... Готовы наплевать на то, что правильно, а что нет! Наплевать на свои принципы, потому любимый человек важнее. Ради тебя я прыгнула выше головы! Смирилась с тем, с чем думала, никогда не смирюсь, а ты пнул меня в самое сердце, лишь бы доказать, что ты был прав, а я нет.
— Ты отказывалась меня слушать, Тина. Я проявил уважение к тому, что ты сказала, и не стал выгонять её из дома. Ты сделала это сама. И, разумеется, я бы не позволил этому зайти далеко. Как уже говорил, я не стану тебе изменять.
Возможно, я и знала, что он не позволит этому зайти далеко, но ту секунду, на которую я позволила себе поверить, что всё происходящее не является фарсом, я не могла ему простить. Злость и боль полыхали во мне ослепляющим пламенем, я хотела жалить его и ранить в ответ.
— У тебя на всё есть разумное объяснение, Алекс? Ты всегда добиваешься свой цели, так или иначе, и плевать, кто пострадает? Чтобы ты знал, я беременна твоим ребёнком, вот только он никогда не родится, потому что такой жестокий монстр, как ты, недостоин быть его отцом! И я обязательно сделаю...
Ярость и обида, готовые литься кощунственной ложью ещё очень долго, застряли в горле, заставив меня прерваться на полуслове, потому что лицо напротив дёрнулось, словно от удара. Алекс смотрел на меня расширенными зрачками, и впервые в жизни я видела, как он побледнел. Даже его полнокровный рот потерял свою яркость, став бледно-розовым. Как в фильмах про супергероев, время замедлилось, и я услышала тяжёлую барабанную дробь его сердца. Я точно знала, что оно не моё, потому что мое стучало тонко и поверхностно, как у мышонка, перепуганного до смерти.
Секунд через тридцать Алекс, казалось, пришёл в себя. Его
— Ты родишь этого ребёнка, Тина. Очень жаль, что я не устраиваю в роли отца, но выбора у тебя нет. Если понадобится, я пристегну тебя наручниками к кровати на девять месяцев, потому что чёрта с два ты убьёшь нашего ребёнка. После родов можешь делать, что тебе вздумается. Я найму ему или ей хорошую няню, а пока, — в его взгляд вернулся опасный блеск, — я лично прослежу за твоим здоровьем.
И я снова заревела. От облегчения, что все мои страшные подозрения относительно того, как Алекс воспримет отцовство, не оправдались. Потому что он не предложил сделать аборт и не ругался из-за того, что контрацепция не сработала. Потому что ему не наплевать на малыша. И от злости, что он мог подумать, будто ребёнок мне не нужен, и я действительно захочу от него избавиться.
— Какой же ты идиот! — всхлипнула я, топнув ногой. — Ни одна няня не подойдёт к моему ребёнку! Ты в самом деле думал, что я дам его убить? Да я бы ушла от тебя, если бы ты заставил меня сделать аборт. Бессердечный, эгоистичный жестокий…
Я не успела договорить, потому что Алекс прижал меня к себе, так что моё заплаканное лицо ткнулось ему грудную клетку, а его подбородок лёг на мою макушку. В его объятиях я окончательно размякла и затряслась в полноценной истерике.
— Я хотела тебе рассказать... думала, как преподнести… хотела посоветоваться с Жаклин. А ты… За что ты так со мной? Почему ты такой жестокий? Ведь я же так люблю тебя. Ты будешь папой... конечно, хорошим. Ребёнок научит тебя любить, если я не могу...
Алекс молча качал меня в объятиях, а я всё продолжала изливать ему душу о том, как мне страшно становиться мамой в девятнадцать лет; что у меня есть планы на жизнь; и что столько всего хочу сделать и много где побывать; и что в университете надо мной будут смеяться; и что я очень боюсь остаться необразованным якорем на его шее; и что стану толстой, и у меня появятся растяжки; и что я не смогу стать хорошей мамой его малышу, потому что совершенно не приспособлена к жизни…
Алекс продолжал слушать, поглаживая меня по спине, пока фонтан моих страхов и неуверенности не иссяк, и я не замолчала.
Его сердце билось в груди ровно, когда сказал всего несколько слов, от которых все мои опасения куда-то исчезли и показались смешными и надуманными.
— Ни о чём не волнуйся, Тина. Я обо всём позабочусь, — и тяжело вздохнув, добавил то, чего я никогда не ожидала от него услышать: — Прости, что не прыгнул.
Глава 33
По дороге в университет в следующий понедельник, я ощущала себя, мягко говоря, неуютно. Чуть больше двух недель назад мы с подругами каждый день встречались на парковке, чтобы посплетничать перед лекциями, в перерывах между занятиями пили кофе, вместе ездили домой... Сейчас же я осталась в полном одиночестве. С Жаклин у нас был всего один общий предмет, и я, наконец, в полной мере смогла оценить благосклонность судьбы, потому что не испытывала никакого желания видеть даже её затылок, который ненавистным кадром напоминал о тех секундах, когда мне по-настоящему расхотелось жить.