Нелепая привычка жить
Шрифт:
Студенческое время пролетело быстро. Приближалось окончание института, выпускникам предстояло распределение. Виталий надеялся, что попадет на самое престижное место – в крупный НИИ-«ящик», о котором мечтали все его сокурсники, но туда его не взяли. Вакансий оказалось немного, и достались они, как водится, блатным москвичам. Малахову же предложили должность инженера на крупном заводе, что было похуже, но, впрочем, тоже неплохо. Институт был успешно закончен, диплом – красный! – получен. И Виталий из одного общежития перебрался в другое – заводское, в современном доме и квартирного типа. Да еще в паспорте появился штамп о прописке – не временной, на годы учебы, а постоянной. Он стал москвичом! Пусть пока без собственной крыши над головой, но москвичом!
…Кружка опустела, на керамической
…После распределения вчерашний студент очень быстро понял, что на заводе ему не нравится. Разрабатывать, усовершенствовать и внедрять в производство новые технологии было абсолютно неинтересно. Если раньше он относился ко всему этому в теории как к необходимой ступени в достижении цели, ради которой можно было перетерпеть все, то теперь цель была достигнута. Он уже поселился в городе своей мечты. И воплощать на практике то, что осточертело еще в институте, не было никакого желания.
Неизвестно, что стало бы с Малаховым, если бы не очень вовремя начавшаяся перестройка. Закадычный институтский дружок Сашка Семенов одним из первых смекнул, какие радужные перспективы открылись теперь перед предприимчивыми людьми, и как-то быстро успел обратить в свою веру и соскучившегося на заводской работе приятеля. Получился отличный дуэт: у Санька были идеи, смелость и ловкость, приобретенная благодаря некоторому опыту фарцовки, у Виталия – деньги на сберкнижке, врожденное чутье и фото Рокфеллера над кроватью. Первым их совместным бизнесом, Малахов помнил это, как сейчас, была реализация партии ажурных черных колготок. Семенов уговорил купить несколько мешков этих штучек, подпольно состряпанных то ли в Ереване, то ли в Кутаиси. Колготки были сделаны грубовато, кустарное производство чувствовалось за версту – но они были черными, в крупную ячейку, то есть именно такими, какие наши соотечественники видели в западных фильмах и низкопробных иностранных журналах и искренне считали эталоном сексуальности. Все вышло так просто, что молодые люди только руками развели. В то время по Москве у станций метро и в прочих людных местах стали возникать импровизированные рынки, где продавалось буквально все на свете. Ребята покрасивее упаковали несколько колготок в выпрошенные у Сашкиной мамы пакетики, отнесли на первый попавшийся такой базарчик у метро «Белорусская», рядом со знаменитым на весь город цветочным рынком, и показали толстому кавказцу. Тот кинул хищный оценивающий взгляд, вынул из пакетика колготки, внимательно рассмотрел на свету.
– Сколько их у вас?
Ребята сказали.
– Сколько просите?
Пока Виталий думал, что ответить, Санька с невозмутимым лицом назвал цифру, ровно в десять раз превосходящую сумму, которую они отдали за всю партию.
Кавказец поцокал языком:
– Вах, дарагой, што так много? Нэт.
Сашка пожал плечами:
– Не хочешь – не бери, другие возьмут.
И повернулся, делая вид, что хочет уйти. Кавказец поспешно его остановил:
– Ну хоть немного скинь, да?
В конце концов ударили по рукам. И когда все мешки с колготками были переданы толстому кавказцу, ребята оказались в выигрыше один к пяти. Неплохо для первого раза!
С тех пор за что они только не брались… Торговали на вернисаже поделками из дерева, держали палатки, «челноками» возили трикотаж из Польши и косметику из Турции, пробовали перегонять на продажу иномарки и даже открыли на некоторое время маленький цех, где «варили» джинсы. Это дело шло особенно хорошо, жаль, «варенка» очень быстро вышла из моды. На заводе, где зарплата стремительно обесценивалась, Виталий стал бывать все реже. А при первой возможности и вовсе ушел оттуда. Заработанных денег ему вполне хватало на то, чтобы снимать хорошую квартиру. А прописка путем нехитрых финансовых манипуляций у него сохранилась даже тогда, когда он покинул заводское общежитие.
Конечно,
Идея заняться мясом, как ни странно, пришла в голову Виталию. Обычно мозговым центром их союза был Сашка – ему быстро все надоедало, и он с удовольствием переключался с одного, в общем-то, вполне выгодного дела на другое, сулившее еще больший успех. Предложение друга он принял с энтузиазмом – в начале девяностых годов с продуктами в Москве было более чем плохо, парную говядину и телятину, доставленную с малаховской «малой родины», у них буквально отрывали с руками. Тогда им казалось, что и это тоже ненадолго, до следующей идеи. Но дело пошло, Виталий не стал от него отказываться – и, как выяснилось, не прогадал. И вот теперь, как говорится, «имеем, что имеем». Включая банковские счета, бизнес и офис с большим портретом Рокфеллера над столом в кабинете. Конечно, это не только его, Малахова, заслуга, ему очень повезло, что в фирме подобралась отличная команда, тот же Коля Тихомиров или Аркадий… А вот Санька проиграл по-крупному. Цветные металлы, на которые он вздумал перекинуться, оказались очень опасной затеей. В этом деле заправляли крутые ребята, которые шуток не понимали и самодеятельности не любили. Семенова угораздило повздорить с кем-то из них – и через пару дней его нашли в собственном подъезде с двумя смертельными ранениями…
Поток воспоминаний прервали трели мобильного телефона. Малахов взглянул на определитель: Борька Егорин. Чего это приятелю понадобилось в такую рань – времени без десяти десять? Хотя догадаться нетрудно…
– Алло?
– Витаська, друг, слушай, выручай! Тебе моя вчера-сегодня не звонила?
– Мне нет, а Ланке не знаю, я вчера поздно приехал. А ты что – опять?
– Ну да! Заехал вечером к Алиске в Усово, думал ненадолго, часа два потрахаемся – и домой. Но что-то раздухарился, сам понимаешь… И уснул – проснулся только сейчас. А Алиска, сучка этакая, только рада, нет чтоб разбудить…
– Так чего ты от меня-то хочешь? – неизвестно зачем спросил Малахов. Он уже отлично знал, о чем сейчас попросит его Борис. Такое уже неоднократно случалось.
– Позвони Ленке, старик, а? Придумай что-нибудь! А я уже выезжаю.
– Ну ладно, черт с тобой, позвоню. Скажу, что мы вчера вместе встречались с Джо, партнером моим американским, и до утра в казино зависли. Но не забудь, что с тебя причитается!
– Спасибо, друг, я твой должник навеки!
Малахов мысленно плюнул и набрал номер Елены Егориной.
– Алло, Леночка? Привет, как жизнь молодая? Ну, молодец. Умница. А детки как? Что ты говоришь? Где ж он умудрился простудиться – тепло же на улице? А! Ясно. Ясно. Слушай, Ленусь, а Борька доехал уже? Я что-то ему на мобильный звоню, а он недоступен… А я ему очень важную вещь забыл сказать… То есть как откуда? Из казино! Мы же с ним всю ночь сегодня трудовую повинность отбывали – развлекали Джозефа, моего техасского партнера. Что ты говоришь? Даже не позвонил тебе? Вот засранец! Ладно уж, ты его сильно не ругай, сама знаешь, как он устает… И все равно подорвался, поехал мне помогать американца забавлять. А то я с ним уже замучился… Так что не волнуйся, скоро будет твой супруг. Ну что ты, какие женщины, мы только втроем были… Ладно, пока, Ленуськин. Федьку лечи, а то что это за дела – весна на дворе, а он болеть вздумал…
Он нажал кнопку отключения и облегченно вздохнул. Не слишком-то нравились ему подобные разговоры. Но выручить товарища – это святое.
Наверху, на втором этаже, послышался какой-то шум. Неужели Лана поднялась в такую рань? Нет, конечно, просто почудилось. Супруга и в будни-то никогда не вставала раньше одиннадцати. «Я – классическая сова», – утверждала она. Часто возвращалась домой за полночь, могла лечь спать и в три утра, и в четыре… Практически всю домашнюю работу в их квартире давно уже делали приходящие помощницы по хозяйству.