Нелюди. Рождение Героя
Шрифт:
Все ведь решили. Утрясли темное дело: родители остаются в Акенторфе, опозоренный сын начинает бытье на другом краю мира, там, где никто не знает о его печати бесчестья.
Нужно молча мимо пройти. Ради стариков Рохасов, пусть покойно живут. И Элле пусть покойно живет. С другим.
– Мудов чирий! – Сплевывает староста.
Уоллас старается шагать с ровной спиной, но меч нескладно болтается, стучит по ногам и бедру. На взгорке он оскальзывается, плещет руками и под взглядом старосты падает в грязь.
Он оттягивает
Вторая ночь прошла еще неудачней: костерок прогорел, утром Уоллас не смог отогреться. Сонный и дрожащий, он захворал песком в носогорлышке.
На исходе третьего дня Уоллас вышел туда, где прежде не доводилось бывать. Возделанные поля и кормовые луга сменились порослью плюгавеньких кустиков, по серо-коричневой, с редкой щетиной земле рассыпались бусины первоцветов, но между каменными отвалами еще лежали пласты прошлогоднего снега.
Ему впервые почудилось дыхание Леса.
«Орлы не расскажут, как вы погибли», – пугали детей краснобаи. «Ласточки склюют ваши мертвые души. Черви споют погребальные песни. Запомните и не забывайте: нельзя ходить в сторону Полуночного прохода. Там горе и смерть».
Акенторфцам, конечно, нельзя. Но он здесь чужак. Его в животе принесла сюда мама.
Поклажа давит на плечи. Наученный родителями, Уоллас собирает подножье. Грызет вялые корни реды, ее легко отыскать по рыжим перьям вершков. Даже запасается впрок, напихав в и без того пухлую сумку.
Свесившись с берега, он пытается схватить веретеницу, узенькую скользкую рыбку. Вода до боли холодная, темный поток волочит куски льда.
Русло безошибочно указывает направление: до самого спуска из ущелья Уолласу предстоит держаться реки, что рождается в сердце Яблочных гор, бежит к Акенторфу, ширится и растет, чтобы через Полуночный проход обрушиться на Нижние земли. Впереди в мороке взвеси расступаются тени утесов.
Вдруг вспоминается, как однажды в «Небесный Котел» заявился пожилой нхарг в сопровождении трех светлых проводников. Для Уолласа его существо стало первым свидетельством жизни по ту сторону Яблочных гор. Жизни, которой пугали подросших мальцов и о какой молчали при детях.
В длинных смоляных волосах путника белела инеем седина, но сам нхарг был темен, точно дно колодца в безлунную ночь. Кожа на его жуткой морде истончалась к деснам, обнажая сероватые костные ткани. Из них стык в стык перли крупные, ухоженные хищные зубы, каждый не короче мизинца. В отсутствие губ не получалось составить лицо. Нос выглядел плоско. Сиротливый хрящ с бойницами дыхательных дыр.
В глаза нхаргу смотреть не хотелось. Почти такие же темные, как его плоть, они поглощали свет коптящих лампадок. В них мерцали красные искорки, будто там тлели и не думали стынуть угли.
Массивная, гораздо
Завороженный, Уоллас не мог отвести взгляд от чужеземных брони и оружия, неподъемного на вид двуручника с рукоятью хитрой работы. Резной шишак обвивали обручи с незнакомыми знаками, выкованные из пяти разных металлов. Еще у нхарга имелись пара коротких клинков и похожий на плуг самострел, страшное оружие в дальнем бою, заряжаемое стрелами размером с копье.
Беседовал чужак скупо, обращался лишь к своим проводникам-эльфам. Челюсти при этом не двигались. Низкий голос его исходил из глубины тела, словно у ярмарочного чревовещателя, выступающего с крашеной куклой. Но никто не назвал бы гостя шутом. Мальцы боялись к нему подойти, толкались у порога трактира, галдели и тыкали грязными пальцами. Среди них шмыгал носом Уолли.
Вечером он долго думал о том, что черный пришелец тоже высшее существо, дружественное людям, гномам, эльфам и всем остальным, кого в Яблочное ущелье никогда не заносит. Как тогда выглядят твари из Леса?
Утром нхарг и три светлых ушли. Пересуды о них завьюжила поздняя осень.
Уоллас не стерпелся с мечом, пришлось перевесить за спину. Видели бы его настоящие воины, наверняка бы подняли на смех: взвалил клинок как мотыгу.
«Откуда у моего деда, родителя горшечных дел мастера, взялся этот наследный полуторник?» – Вспыхивает было вопрос, но тотчас тухнет под насущными думами.
Он бредет еще день, и два, и три, и на исходе полутора ладошек из дней останавливается у Полуночного прохода. Здесь все обрывается. Гладь реки переваливает через край и с ревом разбивается о Нижние земли.
Утесы, по пояс заросшие хвойником, с белыми шапками снега, возвышаются по обе руки. Между ними промозглое облако водяной взвеси.
Уоллас оборачивается в сторону дома, смотрит на разновеликие вершины Яблочных великанов. Кто есть кто, уже невозможно признать. Склоны сдвинулись, силуэты стали чужими.
Привычный к высоте, он без опаски подходит к обрыву. Ветер с силой толкает в лопатки, зовет: давай, шагай, спускайся, лети! Нутро Уолласа трепещет от счастья: впервые в жизни он видит простор аж до самого края земли!
Вне ущелья – свобода. Больше нет границ. Нет!
В его жизни их уже завтра не будет. Никакие старосты теперь не указ. Станет тем, кем захочет.
Все получится! Разве может быть по-другому?
Он привык видеть небо зажатым в тиски Яблочных гор. А оно широкое и глубокое, словами не передать. Наверху парит призрак луны, редкой гостьи в горных пределах. Уоллас прищуривается, высматривая ладью Небесного Человека.
Но исподволь уже подступает дурное предчувствие. Уоллас опускает взгляд вниз, туда, где отражением неба чернеют деревья. Там Лес. И нет Лесу конца.