Немая Тьма
Шрифт:
"Странно. Зачем кому-то топтать дорогу к этому деревцу?" - подумал парень.
Поляна тоже выглядела вполне обычно, только сама берёза стояла так, словно её специально здесь кто-то посадил, ведь вокруг неё не росло ни одного деревца, ни одного кустика. Что-то здесь было не так и Фома это чувствовал. Какое-то сложное, непонятное чувство тревоги вызывало у него это место, поэтому он поспешил оттуда убраться.
Возвращаясь домой, он думал о том, что нужно проследить за любимой и узнать о ней хоть что-то. Самые невероятные
******
В эту ночь, пришёл он к милой снова. Они опять нежились да целовались, а как только в небе засерелся рассвет, вскочила девушка и пустилась бежать. Да так быстро, что Фома едва успевал глазами за ней следить. Но спохватившись, сам за ней следом пустился что было мочи. Но как бы быстро он не бежал, всё равно за ней ему было не угнаться. И снова он пошёл по следам, и опять вышел на ту полянку с берёзой. На это раз Фома заметил, что земля у корней берёзы рыхлая, словно кто-то копал её, а потом назад засыпал. И зачем это надобно?
Вдруг молодца посетила жуткая мысль:
"А вдруг, моя любонька, в земле лежит!"
И перепугавшись бросился руками землю разгребать. Выкопав в аршин яму и ничего кроме корней берёзы не обнаружив, вдруг понял всю глупость этой затеи, обтер руки о рубаху и ни с чем воротился домой.
Матушка ждала его на крыльце. Её уставший тревожный взгляд говорил о том, что она всю ночь не спала.
– Фомушка, родимый мой, да что же с тобой стряслось то?!
– слёзно запричитала женщина, глядя на измазанного в земле сына.
– Что ж вы матушка так убиваетесь, - рассердился Фома, - аль умер кто?
– Да нет же милочек мой, - мать уже рыдала в голос, - ты же сам не свой стал! Ночами пропадаешь, рыбалку вон, совсем забросил.
Фома виновато скосил взгляд на брошенную им пару дней назад хватку, которая так и осталась лежать у крыльца.
– Расскажи сыночек, что приключилось у тебя, авось вместе и решим - как быть.
Фома задумался на миг и ответил:
– Я матушка, жениться буду.
– Ох! Да что же ты молчал то? Кто она? Давай сватов созывать, да сыграем свадьбу скоренько!
– радостно засуетилась мать.
Фома опустил глаза, да поник весь.
– Не нашенская невеста моя. Не проста девка из деревни, - грустно ответил он.
– Чужеземка что ли?
– испугалась мать.
– Может быть и так, не знаю я. Она и слова не проронила. Может вообще не говорит она отродясь. Немая она.
– Где же повстречал то ты её, горемычную?
– осуждающе закачала мать головой.
– Да в лесу и повстречал, когда в ночи рыбачил.
Фома приуныл, как-то весь осунулся, отвернулся, неловко сел на крыльцо и опустил взгляд.
– Да кака девка в своем уме пойдет по лесу в ночи бродить?! Ох, не к добру это, чует мое сердце не к добру.
– Да
Ошалело поглядев на сына, женщина лишь снова неодобрительно покачала головой.
– Да ну хватит вам матушка, ну полюбилась она мне, что ж тут поделаешь. Жениться надо. А без неё и жизнь мне не мила, - глядя на мать исподлобья сказал молодец.
Матушка повздыхала, попричитала, покачала головой глядя на сына да молвила:
– Ну раз такое дело, я тебе и невесте твоей противничать не буду. Веди значиться, домой её. Будет женой тебе, а мне дочерью и помощницей.
– Добро матушка, тогда я в эту ночь за ней и пойду, - радостно согласился с матерью Фома.
И отправился спать в избу. А мать лишь стояла, разводила руками, не понимая, почему же в ночь, а не в день.
******
Вечером отдохнувший молодец подумал о том, что негоже матушке невесту свою голой показывать и полез в материнский сундук. Отыскал в нем на самом дне, сарафан её праздничный, который мать ещё девкой будучи носила. Схватил его, да уже собрался уходить, как настигла его мать у входа.
– А на что сарафан мой берёшь?
– удивилась женщина.
– Надобно, - начав краснеть пробурчал себе под нос Фома и добавил: - Неужто жалко вам, сарафана старого?
– Что, Фомушка, одежка обветшала у ней совсем?
– обеспокоенно поинтересовалась мать.
Фома молчал, налившись краской, как та вишня в их саду. Мать уперев руки в боки выжидающе глядела на него.
– Гола как младенец она, - подняв виноватый взгляд на мать, Фома принялся нервно скручивать сарафан в руках, да так сильно что ткань чуть не треснула.
Матушка лишь охнула, схватившись за лицо глядя в ужасе на сына.
– Ой беда!
– вдруг зарыдала женщина на всю избу и принялась креститься, - Ведьма она! Околдовала тебя окаянная, приворожила! А теперь со свету сжить хочет.
Встав в проходе и раскинув руки завела ещё пуще прежнего:
– Ох, не пущаю, сын! Хоть коли меня, хоть режь, а к ведьме той, кикиморе болотной, не пущу.
– Окстись, мать. Совсем сдурела что ль?!
– вышел из себя Фома.
– Ты пойди, приляг, отдохни, уработалась вон, совсем.
– Сыночек мой, кровинушка моя, - плакала навзрыд женщина, - да коли ты сам не ведаешь, что сотворилось с тобой. Ведьма треклятая, привязала тебя, ты вон тепереча и мать родную не слышишь.
А потом бросилась ему в ноги и давай умолять его:
– Не ходь Фома, беда будет, сердцем чую. Обожди денёк другой, а я чуть свет, к знахарке побегу, да приведу к тебе. Она приворот сей ведьмовской мигом снимет! И заживем тогда ладно, славно, а в невесты тебе, другу красавицу сыщем. Вон, Настасья, Ивана - мельника дочь, уже который год в девках ходит, все нос воротит, а на тебя нет-нет, да поглядывает.