Немецкие шванки и народные книги XVI века
Шрифт:
Тот посмеялся над приятелями и сказал: «Ничто другое, кроме ваших денег, не приведет меня в хорошее настроение». Все же когда они растранжирили все деньги, то однажды поздно вечером, когда граф с графиней удалились на покой и в слугах не было нужды, Руперт пришел к Фортунату в его комнату и сказал: «Господин канцлер, мой добрый друг и благодетель, поведал мне сейчас некую тайну, и, хотя он наистрожайше запретил рассказывать это, если мне дорога его милость, я все же не могу и не хочу скрывать от тебя, моего верного друга и доброжелателя, эти вещи, ибо они касаются и тебя. Дело обстоит так. Наш господин граф, как тебе хорошо известно, взял знатную и красивую супругу, к тому же в дамских покоях обретается множество прекрасных дам и девиц. Вот и запала графу в голову фантазия, и устрашился он за супругу и иных, обретающихся при ней особ женского пола, и за молодых камердинеров, им прислуживающих, хотя и лелеет надежду, что слуги его благонравны и ни за что на свете не учинят бесчестья. Но не оставляют его
И дабы это предотвратить, посоветовали ему нечто, совпавшее с его собственными помыслами. Он вознамерился поутру скакать в Лауфен, [53]превеликий город, в котором есть епископат и университет, сиречь высшая школа, где он должен уладить великую тяжбу против некоего графа из-за земли и подданных. Он прибудет на суд со всяческой пышностью и возьмет с собой всех своих слуг, ибо ему доподлинно известно, что граф Сан-Поль, его ответчик, также прибудет с роскошной свитой. И, находясь в том городе, условится он о том, чтобы оскопили четверых камердинеров, прислуживающих дамам, хотят они того или нет, ибо как раз в Лауфене есть весьма искусный в том ремесле мастер. Граф замыслил свершить все так, чтобы они не узнали о том друг от друга, и решил, что когда он возвратится к своему двору, то известит мастера, чтобы тот нанял трех либо четырех дюжих кнехтов, а также снял четыре крестьянских дома в глуши, тогда он пришлет к нему четверых своих слуг, всякий день по одному, и даст слуге коня якобы для того, чтобы отвести его жене мастера.
Мастер должен каждого из них поутру встретить, схватить, силой завести в дом и обрезать каждому член либо оба яичка, дабы было то понятнее, и исполнить все добросовестно, без единой оплошности, приложив всяческое усердие, дабы слуги полностью излечились. А также никому о том не говорить, чтобы слуги не известили друг друга. И как только все закончится, граф возьмет их обратно, определит в дамские покои и велит, как и прежде, прислуживать дамам. И, поведав о том своей супруге, прикажет хранить все в секрете, зная наверняка, что графиня непременно откроет тайну старшей камеристке, следом эта молва пойдет от одного к другому, покуда о том не узнают все. Таким образом замыслил граф преградить любви доступ в женские покои. Ибо ему доподлинно известно, что ни одна женщина на свете не полюбит обрезанного или оскопленного мужчину, так как это совершенно противно ее естеству».
И когда Фортунат услыхал сказанное Рупертом, он сей же миг ужаснулся и спросил, не ведает ли тот выхода из города, и просил его указать ему таковой, ибо намерен бежать прочь, не дожидаясь, покамест граф осуществит свой умысел. «И отдай он мне все свое богатство и сделай меня королем Англии, я бы не остался служить ему ни единого дня. Поэтому, любезный Руперт, посоветуй мне, как отсюда выбраться». Руперт ответил: «Видишь ли, любезный Фортунат, городские ворота заперты, и до завтрашнего утра никто не сможет ни войти, ни выйти отсюда. Но как только зазвонят к заутрене, отопрут ворота, прозывающиеся Порта-да-Ваха, — они служат для выгона коров и открываются ранее всех. Однако, любезный Фортунат, кабы этот умысел касался меня, а не тебя, я бы не слишком противился ему, ведь ты проживешь всю свою жизнь истинным господином, и я желал бы, чтобы выбрали меня, я не стану долго размышлять и отдамся им в руки». Фортунат ответил: «Да сотворит Господь так, чтобы это приключилось с тем, кто этого желает. А я не хочу о том помышлять, и, если бы мне предоставили выбор — оскопиться и стать через то королем Франции либо неоскопленным всю жизнь просить подаяния, — мне не понадобилось бы ни совета, ни времени на раздумье. Уж лучше лишиться крова над головой, под которым я проводил ранее свои ночи».
Как Фортуната запугали тем, что сделают его каплуном, отчего он втайне бежал прочь
Тут Руперт сказал: «Мне жаль, что я открыл тебе эту тайну, ибо по всему видно, что ты замыслил бежать прочь, хотя я лелеял надежду, что мы будем жить как братья и сообща коротать наш досуг. Но раз уж ты вздумал бежать, дай мне знать письмом, где обретешь пристанище. И когда наш господин обеспечит дамские покои оскопленными слугами, я извещу тебя, и ты вернешься сюда, хотя и не сомневаюсь, что ты всюду сыщешь себе милостивого господина». Фортунат поспешно возразил ему: «Не пиши и не жди меня, покуда я жив, ноги моей не будет при дворе графа. И прошу тебя, не говори никому, что я ускакал прочь, прежде чем я не пробуду в отлучке трех дней». Руперт на это ответил Фортунату: «Твоя осторожность похвальна». И тут простился с ним, прикинулся грустным, будто донельзя огорчен, и сказал: «Пусть милость Господа, чистое сердце непорочной Девы Марии и благословение всех Господних святых направляют тебя и сопутствуют тебе во всех делах и хранят от всех сердечных мук». На этом он с ним расстался. О, что за великодушные слова исторглись из лживого сердца! О Иуда, сколь велико число твоих наследников! Таким образом Руперт расстался с Фортунатом.
Было это около полуночи, когда обыкновенно все спят. Но Фортунат и не помышлял
Графу стало известно, что Фортунат, не испросив позволения, ускакал прочь, хотя он не выказывал ему своего неудовольствия и к тому же не уплатил жалованья. Граф впал в недоуменье, допросил слуг, всех сообща и каждого особо, не ведает ли кто, что явилось причиной бегства. Они все сказали, что того не ведают, и поклялись, что не учиняли ему никакого зла. Тогда граф самолично отправился к супруге на дамскую половину и спросил ее и всех прочих дам, не учинил ли кто Фортунату обиды и не известно ли, отчего он бежал прочь не простившись. Графиня и все прочие ответствовали, что им о том неведомо и они не повинны в том ни словом, ни делом, ибо, покидая их вечером, он был весел и рассказывал им о своей земле, во что там облачаются женщины и о всяких тамошних нравах и обычаях. «И излагал он это столь ужасной немецкой речью, что мы не удержались от смеха. Увидав, что мы смеемся, он тоже расхохотался и так, не закрывая рта, ушел прочь». Граф сказал: «Если я ныне не дознаюсь, отчего Фортунат бежал прочь, то узнаю это впоследствии. И право, если я узнаю, что причиной этому был один из моих слуг, он будет мною наказан, ибо без причины Фортунат не бежал бы отсюда. Мне ведомо, что ему причитаются пятьсот крон за то время, что он тут пробыл, ведь я помышлял, что он никогда отсюда не уедет. Но я думаю, что он не намерен возвращаться, ибо все драгоценности, каковые у него имелись, он взял с собой».
Когда Руперт уразумел, сколь велико огорчение его господина, объял его смертельный ужас, и устрашился он, что кто-либо из друзей проболтается, что это он его выжил, и он обратился ко всем ним сообща и к каждому особо, просив нигде никому не говорить, кто подговорил Фортуната бежать. Они послушно поклялись ему в том, но все же их одолевало любопытство, какой хитростью Руперт вынудил Фортуната бежать столь поспешно, не простившись, будто он свершил нечто достойное хулы. И был меж ними один, более всех пристававший к Руперту, и надоедавший ему расспросами, и желавший узнать, как он избавился от Фортуната. И поскольку Руперт никак не мог от этих расспросов отвертеться, он сказал, что Фортунат поведал ему о жизни своего отца, как тот впал в бедность и поступил на службу к королю Кипра. «И я сказал ему, что к королю Англии мчится верхом посол, дабы известить его о кончине короля Кипра, ибо они от рождения были друзьями, и означенный посол поведал мне, что король Кипра, пребывая еще в добром здравии, возвел Теодора, отца Фортуната, в графское достоинство и пожаловал ему земли некоего графа, по имени Ансельмо фон Терацино, который умер, не оставив наследников. Теодор был первым, кто обратился к своему господину с просьбой о ленном владении, отошедшем в казну, и король тотчас пожаловал Теодору и наследникам его графство, удостоверив это по всем правилам грамотой и печатью. Когда я поведал Фортунату о том, он не вполне поверил моим речам и заметил лишь: „Мне весьма хотелось бы, чтобы моему отцу хорошо жилось“. Все же по этой-то причине он и ускакал прочь». Кнехты графа, услыхав сказанное, говорили друг другу: «Ну и глупец этот Фортунат! Уж коли привалило ему такое счастье, надо было сообщить о том нашему господину, он бы снарядил его со всяческими почестями и послал с ним троих либо четверых из нас и всю жизнь был бы к нему милостив, вот как надлежало ему сделать».
Как Фортунат прибыл в Лондон
А теперь оставим графа с его слугами, не подозревающего о том, как Руперт отделался от любопытных ложью, и послушаем, что приключилось с Фортунатом далее. Купив другого коня и отослав прежнего господину, он все же опасался, что по пятам за ним следует погоня. Если ранее он спешил, то теперь он мчался что было мочи, покуда не прибыл в Кале, там он взошел на судно и перебрался в Англию, поскольку страх, овладевший им, был так силен, что по эту сторону моря он не полагал себя в безопасности. Он вновь повеселел, прибыв в столицу Англии, прозывавшуюся Лондоном, куда со всего света съезжались купцы и где они вели свои дела.
Тут с Кипра пришла галера, груженная дорогим товаром, а с ней много купцов. Меж ними было двое юношей, имевших на Кипре богатых родителей, каковые послали их с галерой в Лондон, поручив им множество товару. Те же никогда прежде не покидали пределов Кипра и не очень-то знали, как себя вести и держать в чужих землях, и что они слыхали от своих отцов, давших им добрые наставления, тому они и следовали. И когда галеру с купеческим добром разгрузили и уплатили королю пошлину, чтобы всякий мог покупать и продавать, юноши также взялись торговать и выручили за товар немалые наличные деньги, чему донельзя обрадовались, ибо внове им было держать в руках наличность.