Немецкие шванки и народные книги XVI века
Шрифт:
От этих мыслей добрая женщина так в небеса вознеслась, что под ноги смотреть перестала и зашагала как пьяная. Она крикнула «гопля!», взмахнула рукой и попыталась подпрыгнуть. Клянусь всеми святыми, не знаю, как это у нее вышло, но корзина полетела на землю, а яйца рассыпались и разбились. Так же разбились в прах все ее расчеты и мечты. Кому охота, может осколки подобрать, и станет он благородный барин, как она стала благородная барыня.
Глава тридцать четвертая
КАК ШИЛЬДБЮРГЕРЫ НАБИЛИ ДЛИННУЮ КОЛБАСУ И СНАЧАЛА НЕ МОГЛИ ЕЕ СВАРИТЬ
В ту пору в Шильде выросла такая крупная свинья,
С громкими криками и шумом предали ее в тот же день казни, согласно приговору, а мясо, сало, щетину и ножки судьям за хлопоты отдали. А чтобы ничего не пропало, промыли кишки, набили их всем, чем положено, и сделали огромную колбасу.
На следующий день нужно было приговор исполнить и свинью сожрать, начав с колбасы, но тут пришлось им покумекать: в чем же ее сварить? Где найти такой большой горшок, чтобы в него вся длинная колбаса уместилась? Ибо мало того что у них такого горшка не было, но вдобавок ни один гончар, или горшечник, не брался такой изготовить.
В расстройстве и смятении бредет домой один шильдбюргер и видит — стоят гуси и кричат: «Га-га! Гага!» Некоторые авторы, правда, утверждают, что то были не гуси, а осел, и он кричал: «Иа! Иа!» А шильдбюргеру показалось, что кричат: «Раз-два! Раз-два!», хлопнул он себя по лбу, побежал назад в ратушу и говорит: «Позор вам всем! Осел подсказывает, что колбасу можно вдвое сложить и в горшок запихнуть». Услыхали шильдбюргеры и стали дальше рассуждать (они были хорошие логики и скоро смекнули, что если колбасу можно вдвое сложить, то и втрое тоже: что двоится, то и троится). Вот они и сложили ее так, чтобы в обычный горшок впихнуть (сама она туда залезать не хотела). Затем залили ее кипятком, сварили и разрезали на столько кусков, сколько было шильдбюргеров, и каждый получил кусище, который можно было три раза вокруг головы обернуть. Сначала надо было прихватить зубами кончик, а уж потом трижды голову обмотать и от другого конца откусить: вот какова была доля на одного шильдбюргера. Поэтому в Шильде до сих пор говорят: свари себе колбасу, которую ты три раза вокруг головы обернешь.
Глава тридцать пятая
КАК ШИЛЬДБЮРГЕРЫ МЕЛЬНИЧНЫЙ ЖЕРНОВ ИЗГОТОВИЛИ И ОДИН ИЗ НИХ С ЖЕРНОВОМ НА ШЕЕ УБЕЖАЛ ДА ТАК И НЕ ВЕРНУЛСЯ
Построили шильдбюргеры мельницу, отправились на высокую гору, где у них была каменоломня, вытесали жернов и с превеликим трудом снесли его вниз. И вот, когда они уже дошли до самого низу, вспомнили, как бревна для своей ратуши в гору затаскивали и оттуда самоходом спускали. И стали они между собой говорить: «Дураки мы дураки! Зачем мы жернов с горы сносили, ежели он сам без труда скатиться мог? Втащим его снова на гору и спустим вниз, как мы это с бревнами делали».
Мысль эта всем понравилась, втащили они камень на гору и только собрались его столкнуть, как вдруг один говорит:
— А как мы узнаем, куда он укатится? Где нам его искать? Кто нам его внизу покажет?
— Ну, — сказал городской голова, который первым присоветовал затащить жернов на гору, — этой беде помочь легко: пусть один из нас голову в дыру просунет (ведь жернова имеют посередке большую дыру) да вместе с жерновом вниз и скатится.
Это предложение показалось всем толковым, выбрали одного шильдбюргера, он голову в жернов просунул и вместе с камнем стремглав вниз покатился.
А под горой был глубокий омут, и камень вместе с дурнем прямо в него угодил. Потеряли шильдбюргеры обоих: и камень, и человека, и никто не мог догадаться, куда их земляк запропастился. Стали они его ругать, он-де с жерновом на шее от них убежал и их столь нужного имущества лишил, разослали они письма во все соседние деревни и города: где появится парень с мельничным жерновом на шее, следует его задержать и в каталажку посадить, ибо он общинное имущество уворовал. Но бедняга давно уже лежал мертвым на дне омута: ежели бы он мог говорить, он бы их успокоил и указал, где их имущество находится. Но камень так его продавил и на дно увлек, что он воды наглотался и помер и лежит в том омуте по сей день, а сверху его не видно.
Глава тридцать шестая
КАК ШИЛЬДБЮРГЕРЫ ПОЖАЛЕЛИ ДЕРЕВО И РЕШИЛИ ЕГО НАПОИТЬ И ЧТО ОНИ ДЛЯ ЭТОГО ПРЕДПРИНЯЛИ
Неподалеку от города Шильды, что в Миснопотамии, протекала речка, а на ее берегу росло старое ореховое дерево. Большой сук его почти касался воды. Шильдбюргеры однажды это заметили, и поскольку были они люди простые, добрые и благочестивые (таких сегодня едва ли найдешь), то пожалели бедное дерево и стали думать: чего это оно так к воде тянется?
Были высказаны разные мнения, а под конец городской голова возьми да и скажи: «Что мы за дурни? Разве мы не видим, что дерево на сухом месте стоит и к воде тянется, потому что пить хочет. А сук нижний у него все равно что клюв, им дерево, стало быть, воды зачерпнуть желает».
Посоветовались шильдбюргеры и решили сделать доброе дело: помочь бедному дереву воды напиться. Накинули они на его макушку веревочную петлю, перебросили веревку на другой берег и стали там дружно за нее тянуть, чтобы дерево таким манером поскорее до воды наклонилось. И когда оно почти что воды коснулось, приказали они одному шильдбюргеру на дерево влезть и обеими руками «клюв» в воду окунать. Тот уселся на ветку и изо всех сил на сук нажимает, но тут веревка, за которую шильдбюргеры тянули, возьми да и лопни. Дерево прянуло вверх, и суком, точно саблей, тому шильдбюргеру, что наверху седел, голову с плеч снесло. Голова в речке утонула, а туловище без головы упало на землю.
Шильдбюргеры тут не на шутку перепугались и стали совет держать. Начали вспоминать: была ли у того шильдбюргера голова, когда он на дерево полез, или не было? Но точно никто ничего вспомнить не мог. Городской голова сказал: «Думаю, не было у него головы. Ведь когда он из дому вышел, я его три раза по дороге окликал, а он не ответил. Отсюда следует: раз он оклика не слыхал, стало быть, у него ушей не было. А раз ушей не было, то и головы не было, ведь уши-то на голове растут». Однако городской голова точно этого утверждать не мог. Поэтому он дал совет у жены того шильдбюргера спросить, была ли у ее мужа голова на плечах, когда он поутру встал и со всеми вместе из дому вышел.
Пошли шильдбюргеры к жене и спросили ее, но она тоже толком ничего не знала. Вот на прошлой неделе в субботу она мужу голову мыла, значит, тогда голова была и уши были, она еще за ушами грязь отмывала. А была ли у него голова сегодня, она внимания не обратила. «Вон в сенях его старая шапка висит, — сказала она шильдбюргерам. — Поглядите: если головы в шапке нет, стало быть, он ее с собой взял. Или еще куда положил, но куда, не знаю».
Заглянули шильдбюргеры в шапку своего земляка, но головы в ней не нашли. Так до сих пор никто в Шильде и не ведает, была ли у того шильдбюргера голова, когда он к речке отправился, или он дома ее оставил и куда-нибудь запрятал.