Немецкие субмарины под прицелом английских эсминцев. Воспоминания капитана Королевских военно-морских сил. 1941-1944
Шрифт:
Разумеется, это не означало, что они совершенно не подвергались качке. Наоборот, они испытывали ужасную качку, а члены их команд поголовно страдали от морской болезни. И в целом на эсминцах переносить качку было тяжелее. К тому же там все время было влажно. По всем швам в помещения постоянно просачивалась вода. Их корпуса, позволяющие развивать высокую скорость, рассекали волны, через которые другие суда просто переваливались, и зеленая вода с грохотом обрушивалась на палубу, сметая все на своем пути. Иногда казалось, что море безо всякой причины вздымается и набрасывается на корабль.
В этих условиях сдача и заступление на вахту были сродни подвигу. Каждое неверное движение могло стать последним, зазевавшемуся грозила неминуемая гибель в холодной пучине. При сильном ухудшении погоды все перемещения по верхней палубе запрещались и никому не разрешалось выходить из укрытия в одиночестве. Разумеется, ураганы налетали нечасто, но сильные проливные дожди, бывало,
В Северной Атлантике такая погода зимой может продолжаться неделями. Природные катаклизмы следуют там один за другим с регулярностью, достойной лучшего применения, не зная передышек, – как только заканчивался один шквалистый ветер, сразу же начинался другой. Поэтому было бы неудивительно, если бы у моряков начал падать боевой дух, незначительное недовольство постепенно перерастало в сильные вспышки гнева, участились скандалы – словом, появились бы все признаки нездоровой обстановки на корабле. Но вот что любопытно. Мне доводилось слышать всего о нескольких таких случаях за все годы службы. Почему-то невзгоды, разделяемые вместе, сплачивают людей, делают их единой командой.
Правда, мое сознание тогда еще не посещала мысль, что и у меня могут сдать нервы. Однажды в темную штормовую ночь, когда мы подходили к гавани Сент-Джонс, мои связисты допустили небольшую оплошность, обмениваясь опознавательными сигналами с постом связи в порту. Мой старшина-сигнальщик Джеррард был человеком с неисчерпаемым чувством юмора и классным специалистом, однако я был возмущен этой ошибкой и дал ему приличную взбучку. Позднее я осознал, что мой поступок был совершенно беспричинным и несправедливым, и принял решение лучше контролировать свои поступки в будущем. В то же самое время я начал размышлять, не начинается ли у меня «рабочая усталость».
Я не поверил своим глазам, когда по прибытии в гавань увидел своего старого друга и сокурсника Джима Роуленда, убийцу Прина, ждавшего, чтобы принять у меня команду. Освободившись от этих обязанностей, мне предстояло начать работу на новой базе Военно-морских сил США в Арджентии в качестве представителя Великобритании.
Я отбыл в Арджентию, имея лишь смутное представление о своей будущей работе. На самом деле я никогда не слышал об этом месте прежде. Но мне не потребовалось много времени, чтобы узнать, что гавань в Арджентии была местом исторической встречи между президентом Рузвельтом и мистером Черчиллем, когда впервые были заложены основы Атлантической хартии. [6]
6
Атлантическая хартия заключена 14 августа 1941 г. между главами правительств США и Великобритании. В ней в общих чертах говорилось о целях войны против фашистской Германии и ее союзников и о послевоенном устройстве мира. В сентябре 1941 г. к А. х. присоединился СССР. (Примеч. пер.)
На этой база должна была дислоцироваться американская группа поддержки, о которой уже упоминалось ранее. Из штаб-квартиры в Арджентии командование контролировало продвижение конвоев и их эскортов во время нахождения в западной половине Атлантики. В середине Атлантики, в месте, известном под названием «CHOP line», ответственность за обеспечение контроля переходила к главнокомандующему «Western Approaches».
Здесь в Арджентии также базировались британские и союзнические эскортные группы в промежутках между конвоями. Сент-Джонс, столица Ньюфаундленда, используемый канадскими эскортными группами, был слишком мал, чтобы принять больше кораблей. Именно из-за отсутствия мощностей и была построена эта база. За несколько месяцев были построены доковые сооружения, ремонтные цеха, организовано снабжение, построены приспособления бункеровки и аэродром. То был проект, поразивший сердце каждого, кто привык к упорядоченному ходу технического прогресса в гражданском строительстве в мирное время. Однако для американцев, с их неутомимым энтузиазмом Нового Света и довольно пренебрежительным отношением к затратам, необходимым для такого масштабного строительства, это была обычная работа.
До того как была построена военно-морская база, Арджентия представляла собой маленькую деревеньку, где главной достопримечательностью была римская католическая церковь. Даже залив, на берегу которого она находилась, был назван не в ее честь. Он получил свое имя в честь соседней, более крупной деревни Пласентия. Но к тому времени, когда я прибыл, все изменилось.
Американцы взялись за строительство базы на запущенной территории со своей обычной неутомимой энергией, впоследствии всем хорошо известной, но тогда для моего глаза это было непривычно и вызывало чувство изумления.
Исполинские землекопы (экскаваторы) грохотали весь день и даже ночью при свете прожекторов. Дороги были проложены с быстротой «разворачивающегося ковра», и так же быстро они прекращали свое существование, когда в них уже отпадала надобность. Я хорошо помню, как однажды, посетив по приглашению адмирала, собрался домой и обнаружил, что дорога, по которой я пришел сюда, исчезла словно видение. Поскольку мероприятие, в котором я участвовал, проходило без употребления спиртного, в соответствии с американскими военно-морскими традициями, мне пришлось принять соответствующее тонизирующее средство, чтобы оправиться от полученного шока. При строительстве не обошлось и без забавных моментов. Например, ходили слухи о том, что первый экскаватор, рывший землю для подготовки фундамента под авиационную площадку, никак не мог нащупать твердое дно и в конце концов закопал сам себя. Больше его никто не видел. Периодически прекращалось снабжение базы электроэнергией, поскольку время от времени один из экскаваторов повреждал электрический кабель. Прерывалось взаимодействие и между соответствующими службами строительства. Как-то раз прямо над моим домиком опрокинулась гигантская емкость с водой. Мою хижину захлестнула настоящая лавина. А поскольку она была деревянной, то могла в любой момент «поплыть».
Позднее появился проект сооружения подземного топливохранилища, причем совсем рядом с «британским посольством», как мою лачугу называли американцы. День за днем мы обнаруживали, что эти огромные котлованы подвигаются к нам все ближе и ближе, сжимая нас в кольцо. В конечном счете осталась лишь одна узкая тропинка, которая поддерживала нашу связь с остальным миром. Я решил, что, вероятно, инженеры, ответственные за эти работы, использовали карту, на которую не был нанесен мой дом, и боялся, что когда-нибудь вместе с моими коллегами исчезну незамеченным в чреве какого-нибудь механического Молоха и только наше отсутствие в клубе на вечеринке наведет людей на мысль, что с нами случилось несчастье. Когда я впервые прибыл с докладом к руководству базы, то обнаружил, что лейтенант-коммандер Элисон, руководивший ею до моего прибытия, не был осведомлен, каково будет мое положение в этой стопроцентно американской организации. Сама работа была достаточно понятной. Мне требовалось отстаивать интересы британских эскортных групп, которые сопровождали конвои по всему пути через Атлантику и использовали Арджентию как базу для ремонта и пополнения запасов перед отправкой с конвоем в обратный путь. Но мне не было понятно, как же придется решать эту задачу, поскольку я не был зачислен ни в штат адмирала, ни в штат командующего базой, который должен был обеспечивать потребности наших кораблей. Поскольку я здесь был одиноким «limey» (англичанином), а мой штат на первых порах состоял из одних канадцев, на меня смотрели крайне подозрительно. Может быть, я прибыл сюда, чтобы учить американцев их же работе? Или же я буду заявлять права на участие в оперативном управлении британским флотом, который в западной части Атлантики находился под контролем ВМС США? На том этапе американского участия в войне взаимосвязь, почти интеграция между нашими военно-морскими силами еще не была достигнута, она пришла значительно позже. Американские ВМС очень сильно боялись, что мы, вступившие в войну на 2,5 года раньше, можем попытаться диктовать свою волю в оперативно-тактическом управлении флотом.
Поэтому прием, который оказал мне адмирал Бристоль, пригласив к себе, вряд ли можно было назвать радушным. Начальник его штаба, капитан Р. Б. Карни, позднее сделавший стремительную карьеру, дойдя до начальника штаба морских операций ВМС США, всеми возможными способами пытался убедить меня, что для собственного блага мне лучше заниматься чисто административной работой и не лезть в вопросы оперативного управления.
У возникшей ситуации были и комичные стороны. Я вспоминаю свою отчаянную борьбу за то, чтобы мне разрешили получать информацию относительно передвижения и ожидаемого прибытия эскортных групп с тем, чтобы я мог подготовиться к их приему, швартовке и снабжению запасами. Такая работа считалась оперативной и, согласно местной позиции, должна была быть вне сферы моих обязанностей. Но в конце концов я убедил американцев, что суть моей работы действительно требует получения такой информации и что простейший путь – разрешить мне принимать сообщения. Но даже и тогда «служба безопасности» запретила мне принимать эти сообщения в оригинале, и я вынужден был, каждый раз расшаркиваясь, просить начальника службы сделать копию того, что мне было нужно. В конце концов проблема решилась сама собой, и я дождался дня, когда в моем офисе был установлен большой и прочный сейф, чтобы секретные документы хранились там в безопасности.