Немецкий брульон
Шрифт:
Бурчал, взятый за живое, старик.
– И вытирать полы опосля их не буду. Хоть убейте меня. Вызывайте техничку. А я всё равно доложу шефу. Так дело дале не пойдёт.
– Наверно, так у сибирской интеллигенции принято, чтобы босиком – соображала кажется пуританка, точно чистюля, сто процентов девушка–москвичка. – У них тайга, медведи, и городская трава по колено.
– Не знаю, не знаю. У нас не так. Тут Москва и приличный асфальт.
– А клиенты эти… ну вы посмотрите, они такие оригинальные. Даже комичные… Угадай–городчане… Предлагали трубку покурить. С собой звали…
Хмыкал дедушка. Хохотала
– Ага. С этими хлыщами! Прохиндеями. Пьяницами. Ха–ха–ха! Насмешили!
– Ещё немного и я бы согласилась… возможно. Люблю романтику… и неожиданности разные. И Настя протёрла нос гипсовой богине. – Простыла бедненькая. Холодно ей у нас.
Нос (от Минервы что ли) установлен при входе. Как символ познания мира. Методом сования любопытных носов куда–либо, например, в заграницу.
– Евсеич, ну согласись. Они ведь такие любопытные… И смешные! Положительно: они добрые люди! Вот передумайте своё первое впечатление! Пожалуйста!
– Ага, «тупой и ещё тупее».
– Я видела это кино. Смешное.
– Ну вот, так оно и есть.
– А Вы, Евсеич, простите меня, разве в студенчестве босиком не бегали? Вспомните!
– Я в эти годы по Гулагам развлекался, – поскромничал Евсеич, и проверил оловянную пуговицу на прочность пришития. – Вот же старая, говорил ведь: поднови френч!
***
Заверещали пружины выхода в свет.
– Мог бы подождать за дверью со своими мокроступами, – возмутился Егорыч, выйдя из умного тревела, – что они о нас подумали?
– Мебель не ломай! Побереги силушку для Варшавы.
– Сам бы помог, а я с бумагами.
– Печати веса не весят!
– Плевать. Ты сибирякам масть порушил. Чё вот попёрся! Я бы один…
– Оплочено всё, – ответил Бим, – и терпенье, и за ковёр тоже. Я что, под дождём должен мявкать? Я кошка тебе?
– Кот весенний, да. Марки манул.
– Ага, заманул, понимаю… Киску эту… Они, черти, кланяться нам должны… Москвички, бля. А, если совсем по–приличному, то коньячку налить и в диванчик усадить.
– Усадили, чего ещё?
– Про кожаный говорю.
– Не говорил.
– Ну, думал.
– А с чего же бляди? У них работа такая… ясная. У неё, у Настьки… Чай предлагали, чего ещё?
– А с того и должны. Правила вежливости.
– С кофейком и пирожными? С лимончиками? В кожаный диванчик? Хе, с подушечками? Одеяльца пухового? Обогреватель под пятки, да?
– А хотя бы и так! Не диспансер…
– Может, девочку на диванчике? Может, гондончик на золотой тарелочке?
– А ты как думал!
– Ну, даёшь!
– Ха–ха–ха.
– Диспансер. Бывал что ли там?
– Смотря в каком.
– В том самом?
– Это тайна Тортилы.
– Ха–ха–ха.
– Оплочено всё, ты не думай!
***
Пока Бим с Егорычем прохлаждались по тревелам, Ксан Иваныч заправился бензином, под завязку как всегда.
Малёха сидел рядом с папой и жевал пирожок с капустой из владимирского «Пельменя».
«Мойдодыр» лежал на фартуке багажника: подсыхал, открытый на странице с Тотошей, Кокошей и мочалкой–словно галкой.
Бим и мисс Фру
«Дорогу от Москвы до Бреста Бим помнит. Но помнит смутно. Звуками. Как путешествие ёжика в тумане как путешествие ёжика ёжика ёжика… В тумане тумане тумане..».
К.Е. Туземский.
ЗГЕ, в.1. 15
В башке, с самого утра, вместо блюзовых рапсодий от табачника Ларсена, тяжёлый блэк энд рэп–рок:
– Фрустрация, фрустра… фрус… брус… блэк… брэк – орут и машутся.
15
ЗГЕ, в.1 – из романа–шванка «За гвоздями в Европу», версия 2011 года.
– Цэребряные цицьки дро Франценбаум бумкали бо бискам, бо ушамблям, бо челюсти чо в черебе, – балаганят.
– Алло, Рейсфедер? Адвокат ты или кто? Где мои зубы? Что? В мои лета не должно сметь… в ноздрях суждение иметь? Какого Фуя? В багаже поискать? Я? Обкурился? Поллюценогеном? Сам ты Молчалин шуев!
И так далее. Искали всем табором тараканьим. Под чутким адвокатским руководством.
Нету. Зубы исчезли вместе с челюстями. Ладно что Бима за собой не потащили…
– Алло, Рейхсфюрер! Нашёл, чи нет? Поди и не искал толком…
– Да надевал ли их ты, батюшка Порфирий Сергеич? Видел ли ты их, сердешный, в погрузку девятимаешную днёпобедную 16 ?
Не помнит Бим ничего. А уж табору Renoшному и знать не положено. Каждый сам себе интендант.
***
Преданный огласке босой поход Бима по Москве с посещением «Умного тревела» Малёху развеселил. Егорыч на целомудренную до безобразия выходку Бима дулся. Ксан Иваныч – парламентский демократ – считал, что команде страшно повезло: милиция 17 могла обвинить Бима в неуважении столицы, и усадить его на пять суток – согласно количеству вояжёров, защищающих преступника, плюс их автомобиль–свидетель – молчаливый защитник.
16
Как известно исследователям (монашкам хранцуцким и тов. Обалдуевой Славке), начало путешествия пришлось на День Победы, 9 мая, 2009–го.
17
Иностранному читателю, не знающему о России ни хрена: российская милиция была переименована в полицию в 2011–м году при президенте Д.Медведеве.
После такого события тонко разработанный план Ксан Иваныча по завоеванию Европы пошёл бы лесом, рощей, дубравами ко всем чертям болотным.
Но: расстаралась внешняя сила, посчастливилось вояжёрам плюс автомобиль: все в сборе: и транспорт, и персонал.
Дальнейший путь шёл по маршруту, прописанному генералом, хоть и с приличным отставанием по времени.
Своё безалкогольное настроение Бим объяснить толком не мог.
Раз десять интересовался сортом Кирьяновского табака.
Под Можайском сказал: «А не…».