Немецкий брульон
Шрифт:
И задрал «V» над головой: отлично сыгранная миниатюра завершилась мимическим жестом: «я козёл рогатый, а вы мои братья».
***
Театр. Пауза. Не антракт. Занавес. Опустился, сцуко. Ненадолго, знамо. Свет, словно, будто, как бы, погас, сцуко. А из–за кулис, знамо, тараканами, сцуко, работники сцены, знамо, в робах, в синих, будто без лопат, да мы–то знаем, нас не проведёшь, сцуко, не первый раз хороним товарищей, дорогих наших, знамо всегда неожиданно. Яма, бляхо мухо – она заранее, обычно. Как по волшебству кто–то позаботится, приходишь на готовенькое, с цветочками–веночками. Сценарием, сцуко, ритуалы сцеплены. Опыт, понимаш, его не отнимешь. Топ, топ, знамо. Работнички, бляхо. Слезинки
А уничтожение аксессуара идёт, послабление орудия убийства, артефакта, вещдока, невольного пока что. А Маргарет дымит, ей жалко Бима, она въехала, она знает что к чему, и что будет, если без этого, аж пованивает – для тех, кто знает чем. А говорить–то не может. Не в сказке потому как, а в реале. Книга, путевые записки, травелоги и тревелеры – это всё после. Режиссёр её после. Постановщик её после. (Сценарист за стенкой, а то с удовольствием бы тоже.) Толстушку Маргарет пользуют. Активно. Спасают главного героя. Как могут, так и спасают. Не по инструкции, но эврикой, спонтаном, вдохновением. Наитие обстоятельств! Реанимэйшн, контроперэйшн: как лошадь на рыси подковать. Кинобля искырдым ужастьдо потолкапо треескивает ипо щёлкивает. Фор интерьер, интервью, во голове, во главе, на сцене. У Бима убима любима юбима уеготова укирьян егорищей… уубийц тоесть. Ещё немного и пожар… у раз, два, три весёлых подружек, у татарских дивчин, с эдакой ответственностью, некоей ей ей отве е е етственностью – нектор расскажет: за Казанью, такой–то километр, номер его, Свияжск в окулярах, координаты. Как избавление Бима от смерти, как творческое, как сигнал: не кури больше, не кури столько как щас хорош баста точка шабаш! Не верь никому. Не отдавайся понапрасну. Изведут тя со свету товарищи твои режиссёры сцуко драные черти. По дури своей, не со зла.
Не хотелось бы. Господи! Спаси! Но, нет у них шансов: гудок паровоза, рядом, как звонок. Драма продолжается. Вторая серия, эпизод первый «диалог». По утверждённому Вельзевулом сценарию: красная печать, сургуч: никаких поправок нахрен!
***
– И хватит, хорош, хорош… – спохватился Бим через пару минут… такой паузы, – я, мужики, честно, что–то уже по трубчонке соскучился…
– А это… – только и успел вымолвить Кирьян Егорыч, как Бим выхватил у него трубку и ловко вставил в пасть. Которая – дырка для еды, а иногда и для куренья; всё своё, разумеется, – э–э–э!
– Что э–э–э? – произнёс Бим уголком дырки для еды: круг в сжатом виде имеет уголки, – пф, пф, пф, хорошая у тебя… эта трубчонка, Кирюха… мне–то похуже выдал.
– Чего ещё? – удивился Кирьян Егорыч.
– Дырочка в ней во какая махонькая. Как целочка у.… – и Бим показал щепоткой, какая махонькая дырочка бывает у шестиклассниц.
Theorist chuеv!
– Это по дружбе хуже, а если на время, то и так сойдет.
– Ха–ха–ха.
Шерлок Холмс выкуривал одну трубку за шестнадцать минут тридцать шесть секунд. Добр–молодец Бим справился с трубкой за семь минут четырнадцать секунд, не оставив товарищам на братскую взаимопомощь ни шанса.
Одна–а–ако! Переборщили! Провалили операцию нейтрализации. Жди теперь… повезёт, чи нет…
– Табак, как табак. Донской вроде. «Сигареты всё равно лучшей и дешевшей», – сказал Егорыч.
Корявить язык – это такой прикол у взрослых детей. А где ещё искать шутку, как не в достойной беседе?
– Мы путешествуем. Должны себя развлекать. По полной программе! Нахрен я в Европу еду? Чтобы Памиру там покурить? – Бим бушевал и радовался. И не выпускал изо рта восхитительно волшебной трубы Маргарет, несущей отраду его кочевому житию.
Эпизод 3.
– Как бы наш Бим умом не тронулся! Его и так… капля в море, – сообщил Ксан Иваныч.
Они заперлись в туалете с Егорычем под предлогом острой надобности.
– Как бы не помер, вот чего надо бояться, – сказал Егорыч, для правдоподобия расстёгивая ширинку. – Журчим тут, а он помирает. Подвинься–ка.
– Здоровье–то у него не наше. Теперь спать не придётся.
– А как тут в Скорую, если что, звонить?
– Какая тут Скорая! Деревня тут, – сердится Ксан Иваныч, – всё! погубили товарища.
Сомнения одолели Ксан Иваныча: вместо нейтрализации получается, чёрт задери, вроде убийства… Налицо, блин, сговор, и поди потом, докажи… что ради блага это… Благими намерениями, как известно, и т.д.
По завершении фальшивого туалета Ксан Иваныч ушёл ночевать в номер, к сыночке, бросив короткое «всем пока».
***
– Как там Порфирий Сергеич? Жив? – такими словами пожелал сынок спокойной ночи папе. И протёр слипающиеся глазки кулачком. Кулачок попахивает дерьмецом.
А говорит «отдал последнее». Есть, есть у Малёхи священная коробочка. Лежит в загашнике.
Сердце разрывается у папы: «Жив ещё!»
– Не переживай, пап, он как Распутин!
То есть «крепкий орешек».
***
В уме у папы кругами: «Знает историю народа. Молодец. А с другой стороны… изощрённый убивец. Да собственно, все они убивцы… коллективные. Правда, слегка. То есть по дури. Особенно Егорыч, надо же, такую дозу зафигачить… Спец, блин…»
Ксан Иваныч смотрел на сына, а сын на папу – старый исполнитель и молодой вдохновитель, креативный заказчик и болван–палач.
***
Однако, поторапливайтесь, ребята, в койки. Не забывайте: у вас Г Х А А А А Ф И К!!!
Эпизод 4.
В то время, как за стеной семья укладывалась спать, Егорыч – в щели между кроватью и шкафчиком, – перебирал шмотки.
Бим, покачиваясь китайским болванчиком, бродил по комнате.
В спецдырке зубов держал закончившую дымить трубку. Остановился в ногах кровати. Посмотрел в сторону окна. – Может, ещё? – типа курнём.
– Хватит! – сказал Егорыч, – сколько можно!
Умрёшь от передоза!
И тут началось! Дикая сказка. Лавкрафт позавидует. Франкенштейн испугается. Джойс сбежит. Классик не поймёт – он не наркоман потому как.
***
Когда поблюешь, торчишь ещё сильнее. Не поблюёшь – сдохнешь. Блевонтин это самозащита – недоказанная версия.
Зашевелились портьеры.
Еще одна кукла на цепи. Зубы кажет. Намазанная сука.
Из–за портьеры стало выдвигаться большое НЕЧТО.
На орбите Венеры заверещал и закрутился арцюковичем 7 чайник 3D. Тот самый, из Макса.
7
Специально или нечаянно попутано имя. На самом деле в фантасмагорическом видении Егорычем вихре–чайника его позднем литературном описании им же, но уже в качестве графоман–писателя подразумевался учёный В.Ацюковский. Данный кадр в течение большой части жизни разрабатывал теорию эфиродинамики, в основе которой, кроме нескольких прочих важных принципов, лежат вихревые эффекты текучих и газообразных сред.