Немногие для вечности живут… (сборник)

Мандельштам Осип Эмильевич

«Мастерица виноватых взоров…»

Мастерица виноватых взоров,Маленьких держательница плеч!Усмирен мужской опасный норов,Не звучит утопленница-речь.Ходят рыбы, рдея плавниками,Раздувая жабры: на, возьми!Их, бесшумно охающих ртами,Полухлебом плоти накорми.Мы не рыбы красно-золотые,Наш обычай сестринский таков:В теплом теле ребрышки худыеИ напрасный влажный блеск зрачков.Маком бровки мечен путь опасный.Что же мне, как янычару, любЭтот крошечный, летуче-красный,Этот

жалкий полумесяц губ?..Не серчай, турчанка дорогая:Я с тобой в глухой мешок зашьюсь,Твои речи темные глотая,За тебя кривой воды напьюсь.Ты, Мария, – гибнущим подмога,Надо смерть предупредить – уснуть.Я стою у твердого порога.Уходи, уйди, еще побудь.13–14 февраля 1934

«Твоим узким плечам под бичами краснеть…»

Твоим узким плечам под бичами краснеть,Под бичами краснеть, на морозе гореть.Твоим детским рукам утюги поднимать,Утюги поднимать да веревки вязать.Твоим нежным ногам по стеклу босиком,По стеклу босиком, да кровавым песком.Ну, а мне за тебя черной свечкой гореть,Черной свечкой гореть да молиться не сметь.1934

Воронежские тетради (1935–1937)

Первая тетрадь

«Я живу на важных огородах…»

Я живу на важных огородах.Ванька-ключник мог бы здесь гулять.Ветер служит даром на заводах,И далёко убегает гать.Чернопахотная ночь степных закраинВ мелкобисерных иззябла огоньках.За стеной обиженный хозяинХодит-бродит в русских сапогах.И богато искривилась половица –Этой палубы гробовая доска.У чужих людей мне плохо спится –Только смерть да лавочка близка.Апрель 1935

«Наушнички, наушники мои!..»

Наушнички, наушники мои!Попомню я воронежские ночки:Недопитого голоса АиИ в полночь с Красной площади гудочки…Ну как метро?.. Молчи, в себе таи…Не спрашивай, как набухают почки…И вы, часов кремлевские бои, –Язык пространства, сжатого до точки…Апрель 1935

«Пусти меня, отдай меня, Воронеж…»

Пусти меня, отдай меня, Воронеж:Уронишь ты меня иль проворонишь,Ты выронишь меня или вернешь,Воронеж – блажь, Воронеж – ворон, нож…Апрель 1935

«Я должен жить, хотя я дважды умер…»

Я должен жить, хотя я дважды умер,А город от воды ополоумел:Как он хорош, как весел, как скуласт,Как на лемех приятен жирный пласт,Как степь лежит в апрельском провороте,А небо, небо – твой Буонаротти…Апрель 1935

«Это какая улица?..»

Это какая улица?Улица Мандельштама.Что за фамилия чертова!Как ее ни вывертывай,Криво звучит, а не прямо.Мало в нем было линейного,Нрава он не был лилейного,И потому эта улицаИли, верней, эта ямаТак и зовется по имениЭтого Мандельштама.Апрель 1935

Чернозем

Переуважена, перечерна, вся в холе,Вся в холках маленьких, вся воздух и призор,Вся рассыпаючись, вся образуя хор, –Комочки влажные моей земли и воли…В дни ранней пахоты черна до синевы,И безоружная в ней зиждется работа –Тысячехолмие распаханной молвы:Знать, безокружное в окружности есть что-то.И все-таки земля – проруха и обух.Не умолить ее, как в ноги ей ни бухай, –Гниющей флейтою настраживает слух,Кларнетом утренним зазябливает ухо…Как на лемех приятен жирный пласт,Как степь лежит в апрельском провороте!Ну, здравствуй, чернозем: будь мужествен, глазаст…Черноречивое молчание в работе.Апрель 1935

«Лишив меня морей, разбега и разлета…»

Лишив меня морей, разбега и разлетаИ дав стопе упор насильственной земли,Чего добились вы? Блестящего расчета –Губ шевелящихся отнять вы не могли.Май 1935

«Да, я лежу в земле, губами шевеля…»

Да, я лежу в земле, губами шевеля,Но то, что я скажу, заучит каждый школьник:На Красной площади всего круглей земля,И скат ее твердеет добровольный,На Красной площади земля всего круглей,И скат ее нечаянно-раздольный,Откидываясь вниз – до рисовых полей,Покуда на земле последний жив невольник.Май 1935

«Как на Каме-реке глазу темно, когда…»

I

Как на Каме-реке глазу темно, когдаНа дубовых коленях стоят города.В паутину рядясь, борода к бороде,Жгучий ельник бежит, молодея в воде.Упиралась вода в сто четыре весла –Вверх и вниз на Казань и на Чердынь несла.Там я плыл по реке с занавеской в окне,С занавеской в окне, с головою в огне.А со мною жена – пять ночей не спала,Пять ночей не спала, трех конвойных везла.

II

Как на Каме-реке глазу темно, когдаНа дубовых коленях стоят города.В паутину рядясь, борода к бороде,Жгучий ельник бежит, молодея в воде.Упиралась вода в сто четыре весла,Вверх и вниз на Казань и на Чердынь несла.Чернолюдьем велик, мелколесьем сожженПулеметно-бревенчатой стаи разгон.На Тоболе кричат. Обь стоит на плоту.И речная верста поднялась в высоту.

III

Я смотрел, отдаляясь, на хвойный восток.Полноводная Кама неслась на буек.И хотелось бы гору с костром отслоить,Да едва успеваешь леса посолить.И хотелось бы тут же вселиться, пойми,В долговечный Урал, населенный людьми,И хотелось бы эту безумную гладьВ долгополой шинели беречь, охранять.Апрель – май 1935