Немного героина для невесты Казановы
Шрифт:
Больших залов и маленьких комнатушек было около двадцати, они тянулись длинной анфиладой по всему периметру дворца. Большинство были совсем запущенными и пыльными, свободными от мебели. Можно было только догадываться об их былом предназначении.
Наверняка этот так называемый дворец имел огромную историческую ценность, но жить человеку в нем было почти невозможно.
Джакомо зажег несколько свечей, и обстановка стала еще более нереальной.
— Тебе не бывает жутко одному в таком огромном доме? — спросила Марина.
— Ничего,
Джакомо принялся расстегивать рубашку, и Марина еще раз обратила внимание, какая она нелепая. Он без умолку рассказывал Марине о женщинах, которые здесь бывали. Главным образом об американках. Замок приводил их в невероятное возбуждение. Они называли это «чувством истории».
Марина обнаружила, что замерзла. Ее платье было совсем легким. Ей нужен какой-нибудь предлог, чтобы уйти отсюда. Но она ничего подходящего не придумала, а просто перебила Джакомо:
— Я, пожалуй, пойду. Сколько я должна тебе?
Джакомо удивленно замер.
— Как пойдешь? Тебе не нравится со мной? Я умею много разных вещей.
— Мне нехорошо, холодно. Помоги мне спуститься по лестнице.
Марина порылась в сумочке и вытащила все наличные, которые там были.
— Возьми это.
Джакомо замотал головой.
— Нет, это нечестно. Я не заработал их.
Марина положила деньги на пыльную каминную полку, которая была влажной на ощупь.
— Возьми просто так, мы друзья.
— А может, все-таки останешься? У меня есть немного героина.
— Тем более нет, — сказала Марина по-русски.
— Что-что? — не понял Джакомо.
Но Марина не ответила. Ее мучили жалость и злость одновременно.
До гостиницы Марина добралась далеко за полночь, из тревожных и холодных сумерек нырнув в ярко освещенный холл. Внутри было так же шумно, как и вчера. «Золотые перья» веселились напропалую.
Компания, вывалившаяся из лифта, попыталась увлечь Марину в сторону бара, но она, улыбнувшись устало, высвободилась и надавила на кнопку третьего этажа, где был ее номер. Ее немного отсыревшая, пахнущая розовыми лепестками постель.
На широком каменном подоконнике в дальнем конце коридора под тусклой лампочкой сидел одинокий человек в черной кожаной куртке, слишком теплой для средиземноморского летнего вечера.
Марина мельком взглянула на него, открывая дверь. Он не пел и не веселился. В его позе или в костюме было что-то смутно знакомое, но Марина чувствовала себя такой разбитой и переполненной впечатлениями, что не могла сосредоточиться. К тому же человек был слишком далеко от нее.
Увидев Марину, он резко встал и скрылся в проеме двери, ведущей на пожарную лестницу.
Марина зажгла свет, заперлась и тут же погасила его. Луна светила прямо в ее раскрытое окно.
Она уснула быстро и видела во сне живого Гошу. Будто они с Гошей купили ящик кроваво-красных яблок и молча ели их, сидя в грязном подъезде на ступеньках. А с подоконника за ними наблюдал человек в черной кожаной куртке. Это был тот самой человек, который угощал Марину пивом на бульваре, водил в канадский ресторан и рассказывал о своих родителях. Александр.
Марина проснулась с чувством, что выяснила для себя что-то очень важное. Но сон быстро ускользнул от нее, затаился в глубинах памяти.
Марина позавтракала вместе со всеми и тут же утомилась от болтовни множества праздных людей. Ехать со всеми на экскурсию ей расхотелось.
В холле Марина встретила Шурика, которого тянула за руку рыжеволосая ирландка. Шурик, в свою очередь, схватил за руку Марину.
— Ты обязательно должна поехать с нами.
— Куда? — Марина вовсе не была уверена, что должна куда-то ехать.
— К одной потрясающей старухе. — Шурик был очень возбужден и не отпускал Марину. Ирландка выжидательно вежливо улыбалась.
Марина не имела ничего против того, чтобы прогуляться по Венеции. Но прогуляться скорее в одиночестве, чем в обществе суетливого Шурика.
— Что за старуха?
— Она работала горничной у Бенито Муссолини. Я хочу что-нибудь написать о ней.
— Ты решил стать серьезным писателем? — подняла брови Марина.
— А что, нельзя? — насупился Шурик, но ненадолго.
Это Бриджит ее раскопала.
Бриджит сделала книксен. Марина представилась, и они пожали друг другу руки. Бриджит не говорила по-итальянски, а Марина — по-английски. Но это не помешало им почувствовать взаимную симпатию.
— Поехали, — неожиданно для самой себя согласилась Марина.
Составившаяся таким образом компания села на катер-такси и вышла возле моста Аккадемиа. Поплутав по узким улицам, Бриджит нашла нужный им дом.
Живая темноглазая старушка, одетая с ног до головы в черное, провела гостей в просторную комнату, где на почетном месте красовался гипсовый бюст Муссолини, а рядом — старая черно-белая фотография девушки в белом переднике и наколке, которую обнимает за плечи Муссолини.
Марине вдруг стало скучно, и она пожалела, что согласилась на этот визит. Однако для нее нашлась работа — переводить с итальянского на русский, чтобы Шурик переводил с русского на английский для Бриджит.
Горничная принесла на подносе чай и крекеры. У бывшей горничной Муссолини была теперь своя горничная, женщина еще более пожилая.
Шурик достал захваченную с собой бутылку «Столичной», и старушка неожиданно обрадовалась. Она пила водку из высокого бокала на тонкой ножке. Пила маленькими частыми глотками, закусывала крекерами и делилась воспоминаниями, по ее мнению — бесценными.
Старушка говорила быстро, с заученными интонациями и оборотами. Марина подумала, что она не в первый раз дает интервью.