Немногое о многом
Шрифт:
Любой ценой!..
надо реактор заглушить!"
Кудрявцев и Проскуров,
как Александр Матросов,
в последнем решающем бою,
бросились наверх
в центральный зал к реактору,
с каждым шагом
приближая смерть свою.
До 36-й отметки бежали
по лестничным маршам,
прыгая через куски бетона,
задыхаясь от дыма, гари
и чихая от запаха озона.
У реакторного
Кругом валялись битые конструкции,
во все стороны торчала арматура,
а над головой светилось...
ночное небо
в оранжевом отблеске пожара.
Плита герметизации реактора
"Елена" лежала на боку,
во все стороны торчала арматура,
а там... далеко внизу,
завывая как в дымовой трубе,
из кратера разрушенного реактора
шёл голубой огонь,
подымалась сажа и озон.
В эпицентре взрыва,
в самом пекле радиации
стояли обречённые стажёры,
впитывая тысячи рентген.
Чернели на глазах от радиации -
стали чёрные, как негры.
С удивлением, сгоряча,
посмотрели друг на друга,
в щитовую убежали молча.
НАВЕРНОЕ, БАК С ВОДОЙ ВЗОРВАЛСЯ.
Вернувшись вниз,
Кудрявцев и Проскуров
начальнику доложили внятно,
обоих бегло выслушав,
стажёрам не поверил Дятлов.
"Мужики! Вы не сумели
разобраться толком.
Реактор цел. Снесло
крышу взрывом,
а что-то на полу горело.
Надо срочно спасать
перегревшийся реактор.
В активную зону для охлаждения
надо воду подавать
и до конца - заглушить реактор".
Как обычно, как всегда,
где тяжёлая беда,
родилась легенда.
Реактор блока цел,
бак с водой взорвался.
Чиновник не разобравшись,
свою вину отодвинул,
на время оправдался.
Такая версия инженера Дятлова
дошла до чиновников Киева,
такую версию приняла Москва.
ВОТ ТАК... НИ ЗА ЧТО?
И УМИРАЮТ ЛЮДИ.
Вверх - вниз, бегом,
не чувствуя под собою ног,
от отметки к отметке
бегали по очереди в темноте
с фонариками Топтунов - Акимов,
глотая радиацию и смог.
Воздух был плотным,
пульсировал радиоактивным
ионизирующим газом,
насыщенный всем спектром
долгоживущих радионуклидов,
которые извергал из своих недр
разрушенный
"Что с реактором?
Как сказывается подача воды?
Сколько проложено рукавов?" -
с минуты на минуту постоянно
требовал доклада
помутневший Дятлов.
Акимова и Топтунова
от жары и радиации
тошнило и рвало,
во рту железом ржавым пахло,
тело шатало и трясло.
Акимов и Топтунов обречены
на верную смерть,
но не уходили со станции,
чувствуя свою ответственность
за исход ситуации.
До конца смены в эпицентре взрыва
мучились, страдали оба,
почернели сильнее всех
от радиации, йода и пр. нуклида.
Дежурная смена блока в темноте
не разобравшись в ситуации,
напрасно подавала воду,
приближала новую беду,
отравляя подземелье станции.
В итоге у 134 сотрудников ЧАЭС
развилась лучевая болезнь.
Многие из них умерли
вместе с пожарными,
первый - на десятый,
последний - на сотый день.
Умер начальник смены Акимов,
умер оператор Топтунов.
Умерли два стажёра -
Кудрявцев и Проскуров.
Рано утром по приказу Фомина
зам главного инженера
по эксплуатации Ситников
облазил весь аварийный блок,
убедился в разрушении реактора,
доложил Брюханову и Фомину
о разрушении реактора,
но реальный доклад
у тех вызвал раздражение
и не принят был к сведению.
Ситников получил
более 1000 рентген и как все,
умер от лучевой болезни
вместе с пожарными в Москве.
Умерли от лучевой болезни
в Москве две женщины,
Клавдия Лузгунова
и Екатерина Иваненко,
работницы военизированной охраны,
дежурившие всю ночь
у аварийного блока.
В Митино на кладбище в Москве -
вместе с героями пожарными
рядышком лежат, все -
красиво, величаво, в ряд,
как и пожарные -
только, без наград.
ГЕРОЕМ СТАТЬ НЕ СУЖДЕНО.
После взрыва тревожно прогремевшим
Дятлов помрачнел,
морально опустился низко,
масштабы катастрофы
принял сердцем близко,
шумел и суетился.
Товарищ Дятлов!
Сходи! Сбегай наверх!
Посмотри в окно
на свою работу.