Немногое о многом
Шрифт:
растоптавшая нашу жизнь
безжалостно ногами.
Окунула нас в ледяную воду,
не спросила, не предупредила,
нам принесла беду.
"Люся! Второй час ночи.
Ложись, родная, спать.
На станции пожар!
Я скоро буду".
Эти слова, его голос -
жива буду не забуду,
постоянно слышу я
бессонными ночами,
прозвучавшие в темноте,
как чернобыльский набат,
поднявшие
тысячи простых людей,
тысячи учёных,
тысячи офицеров и солдат.
В тревоге не спала -
в слезах томилась,
с тяжёлым чувством в сердце
тебя родной ждала.
В открытое окно,
наше с тобою окно,
дышет свежестью весна,
кругом тихо и темно.
В кустах у проходной
щёлкнул лихо соловей
и снова тишина.
А небо над АЭС озарялось
багрово-жёлтым пламенем,
дым столбом.
И там мой Вася,
мой родной, Вася-Василёк,
любимый мой цветок,
там все друзья-пожарные
ведут войну с огнём,
а город спит обычным сном.
Кому какое дело?
Тишина кругом.
А мне, то как?
Душа моя горит и плачет -
чувствует беду.
Кошмар тревожной ночи -
помнить буду - не забуду.
Что там с моим -
родным и дорогим?..
Что с моим
любимым мужем?
До утра, туда-сюда,
от окна к другому,
казалось, вечность
провела я с горем.
Уже засеребрились облака,
начало светать.
Пора ему домой вернуться.
Давно пора!
Терпенья моего нет!
Сколько можно ждать?
Уже солнышко взошло,
в лицо ударил яркий свет,
а его всё нет и нет.
Уже шесть часов утра!..
пора ехать нам в село!
После трудовой недели святое дело,
на природе отдохнуть,
родителям помочь картошку посадить,
на речке порыбачить,
на прогулку в лес сходить.
Сколько можно ждать?
От бессонницы ночной
нервы все устали,
тело покидают силы.
В больнице твой Василий -
в семь часов люди передали.
Бегом туда, а там людей -
не проехать, не пройти.
Где же мой, Вася-Василёк?..
любимый мой цветок.
Как его найти?
Вокруг санчасти машины -
пожарные, санитарные.
На каждом шагу милиция
с жезлами в руках,
медики в беленьких халатах.
"Граждане, отойдите!
Зашкаливают машины!" -
не жалея мощности и сил
кричали постовые в рупоры.
В небе чёрный ворон кружил,
людей кусали комары.
Все шумят, кричат,
кто-то тянет медика за халат.
Много женщин одиноких
со слезами на глазах.
Шум и плач у прохожих
вызывал непомерный страх.
Попасть в больницу Припяти -
народа очень много
и не узнать, и не подойти -
милиция очень строга.
Мне повезло, знакомая медсестра
из больницы города Остра.
Прошу её: "Только посмотреть!..
А вдруг настигла его смерть?"
"Пропустить не могу!
–
сказала в халате строго, -
Там больных очень много.
Со всеми с ними плохо.
И с твоим очень плохо".
"Пожалуйста, только на минутку!"
"Ладно. Побежали!"
"Люда! Людочка! Узнай!" -
вдогонку знакомые кричали.
В палате мужа увидала,
под капельницей лежал.
С испугу не узнала.
Чёрный-чёрный -
я думала он в саже.
Отёкший, опухший -
мне поплахело даже.
Жалко и обидно -
весь поседевший,
почерневший -
глаз почти не видно.
"Люди отравились газом!-
медсестра Петрова
повторила снова,-
Больные отравились газом!
Нет выхода иного -
больным надо срочно молока!
Много молока -
желательно парного".
Кстати, о радиации никто -
не сказал и слова.
Я с Таней Кибенок,
её муж в одной палате,
на машине её отца
мы быстренько в село.
От парного молока
пожарных тошнило и рвало,
как в лихорадке
знобило и трясло.
В десять часов по Припяти,
как утренний ветерок
пронёсся слух с юга на восток,
от радиации и травм
умер оператор Владимир Шишенок.
В ядерном реакторе от мук
скончался Валера Ходемчук,
один остался под завалами -
навечно с нуклидами и рентгенами.
Люди, узнав о радиации,
заволновались тревожно-скорбно.
Пошли слухи об эвакуации -
необходимой, срочной.