Немыслимое
Шрифт:
Пусть три десятка вёрст от линии фронта уже и считается тылом, но в тылу тоже всякое случается, и в машине в таких поездках, кроме водителя, обязательно присутствуют два охранника, вооружённые компактными АКС-74У, «Ксюхами», как их называли в конце XX и начале XXI веков. Все, включая шофёра, люди опытные, не первый год на фронте. Так что, проезжая по окраине небольшого украинского села и услышав за хатами винтовочный залп, водитель без лишних приказов ударил по тормозам, а оба охранника выскочили из машины, на ходу передёргивая затворы.
Наконец, один из них, высунувшись из-за угла хаты, махнул рукой и встал с корточек.
— Свои!
Тем не менее, Григория Григорьевича
От троих офицеров, подписывающихся какие-то бумаги, удалялось неполное отделение красноармейцев в форме войск НКВД. Такие же знаки различия были на старшем лейтенанте, немедленно бросившемся навстречу невесть откуда взявшимся генералу и полковнику. Двое других, один в форме военного юриста, а другой — военврача (на удивление, в белом халате поверх гимнастёрки), просто подтянулись и остались на месте. Глядя на них, вытянулись и трое красноармейцев, возившихся с лопатами возле какой-то ямы.
— Командир второго взвода… заградотряда старший лейтенант Федченко! — бодро отрапортовал офицер, но споткнувшийся о какую-то палку полковник не расслышал, какого именно заградотряда.
— Что здесь происходит? — козырнув в ответ, недовольно спросил Соколов.
— Приводили в исполнение приговор военного трибунала, товарищ генерал-лейтенант. Теперь оформляем положенные при этом документы и производим захоронение расстрелянного.
Медик и юрист принялись подтверждающе кивать.
— Ясно, — кивнул генерал-лейтенант и развернулся, чтобы вернуться к машине. — Продолжайте заниматься своими делами.
Лейтенант снова приложил руку к козырьку фуражки и окликнул бойцов.
— Солженицын, Астафьев, Рабичев! Чего стоите? Продолжайте работать!
— Что? — даже чуть растерялся Ёлхов. — Солженицын? А его, случаем, не Александр Исаевич зовут?
Это он уже старшего лейтенанта спросил.
— Так точно, товарищ полковник! Красноармеец Солженицын, Александр Исаевич, — подтвердил тот.
— Знаете его, что ли? — заинтересовался генерал.
Советник командующего присмотрелся к работающим. А ведь точно он! Характерный овал лица, нависшие брови, перекошенная правая часть линии губ.
— Александра свет Исаевича у нас ТАМ каждый знает! Цельный нобелевский лауреат в области литературы. Даже в школах его произведения изучают… Просто редкостная мразь. Я бы даже сказал — абсолютный чемпион по количеству лжи и дерьма, вылитого на советский строй, партию и лично товарища Сталина! Простите, товарищ генерал. А когда его вышвырнули за границу, принялся требовать, чтобы американцы вбомбили СССР в каменный век.
Совершенно неожиданно для себя Юрий Арсениевич ощутил, как его рука непроизвольно тянется к кобуре.
Нет, садиться на старости лет в тюрьму из-за этого подонка он не будет: всё перечисленное у Солженицына ведь только впереди, он ведь ещё ничего не сделал. Может, немцы постараются для того, чтобы и не успел сделать?
— Товарищ старший лейтенант, как часто ваш заградотряд участвует в боях с оккупантами?
— Пока не было таких случаев, товарищ полковник. Мы действуем исключительно в тылу, строго в соответствии с документами, оговаривающими круг задач заградительных отрядов: отлавливаем самовольно покинувших свои части, выявляем диверсантов, задерживаем паникёров и так далее. Ну, и, поскольку наш отряд особый, выполняем и ещё одну специфическую задачу — приводим в исполнение расстрельные приговоры судов военного трибунала, как это было сегодня. Работа, конечно, неблагодарная, грязная. Но ведь
Ёлхова даже передёрнуло от омерзения к кощунству в отношении довольно ценимой среди солдат награде. Хотя, конечно, ему известны случаи, когда её вручали «по блату» кому угодно. Включая «полевых походных жён». Но, подумав, оценил издёвку подписывавшего представление на награждение.
— Вы сказали «особый отряд»?
— Так точно, товарищ полковник. У нас буквально каждая кандидатура на зачисление в списки подразделения утверждается лично товарищем Берией.
И тут Юрий Арсениевич в буквальном смысле ощутил, что в его голове что-то щёлкнуло.
— Скажите, товарищ старший лейтенант, а этих самых Астафьева и Рабичева, случайно, зовут не Виктор Петрович и Леонид… э-э-э… Николаевич?
И снова удивление на лице взводного.
— Так точно, товарищ полковник…
— Что, и эти вам знакомы? — снова подал голос заинтересованно слушавший диалог Соколов. — Такие же, как и первый? Этот… Исаевич…
— Да, Григорий Григорьевич. Только масштабом поменьше. Первый хоть воевал достойно, потом книжки довольно правдивые и жизненные писал, но всю жизнь фигу в кармане держал, а на старости лет, когда стало можно её не скрывать, объявил, что Красная Армия немцев победила только из-за того, что «трупами завалила». Ну, и мразей, вроде Солженицына, начал поддерживать. А второй всю войну по штабам отирался, потом стихи писал, а в воспоминаниях о войне принялся рассказывать, что когда Красная Армия вошла на территорию Германии, то солдаты организованно, по приказу командиров насиловали поголовно всех женщин от мала до велика. ТАМ враньё этого «очевидца» приводят в пример «зверств красноармейцев». Да и русских вообще.
Командир взвода удивлённо хлопал глазами, явно не понимая, про что речь: он-то прекрасно знает, что никто из его подчинённых ничего подобного не делал. Да и пописывает что-то, разве что, один Солженицын.
А на лице командира армии заходили желваки.
— Товарищ генерал-лейтенант, успокойтесь. Во-первых, они ничего этого ещё не сделали. А во-вторых, как мне кажется, уже и не сделают. И если даже попытаются сделать, то никто их вранью не поверит.
— Это ещё почему?
— Да кто же поверит антисоветчине бывшего военнослужащего войск НКВД, занимавшегося расстрелами, в том числе, тех, кого когда-нибудь и кто-нибудь будет считать «борцами с советским режимом»? И даже награждался за участие в этих расстрелах. Сдаётся мне, товарищ Берия весь этот «особый» заградотряд из подобных типов сформировал…
18
Майор Ларионов не ошибся, и говоря, что Ходосы с Дашевичами удастся легко взять, и утверждая, что у батальона будет минимум полдня, чтобы окопаться. Так оно и вышло: большинство заспанных полицейских даже не успели толком оказать сопротивления. Их, вываливающихся из хат на раздающуюся в деревнях стрельбу, попросту выбивали по одному автоматчики, проводящие зачистку населённых пунктов. Лишь отдельным удалось забаррикадироваться в собственных домах, прикрываясь жёнами и детьми. Но тут уж в работу вступали снайперы с тяжёлыми винтовками, пробивающими даже бревенчатые стены. Высунулся такой, чтобы пальнуть из «ружжа» через окошко, надеясь, что в торчащую половину его башки сложно попасть, и тут крупнокалиберная пуля не в голову, а в грудь, прикрытую стеной, прилетает.