Ненавидь меня
Шрифт:
И всегда было.
— Аспен, пожалуйста.
— Что, пожалуйста, мам? Перестань притворяться, будто тебе не все равно, когда мы обе знаем, что это не так. У Трента просто странные фантазии об идеальной семье, и по причинам, которые я никогда не пойму, тебе нравится их подпитывать. Я подыгрывала тебе, потому что ты моя мама, и когда-то думала, что это что-то значит. Но это не так. Больше нет.
Не тогда, когда ты выбираешь нового мужа, а не дочь, и физически нападаешь на нее из-за кексов.
Она садится на кровать.
—
Не удивлена, что она заступается за него.
— Тогда скажи ему, чтобы он извинился.
Это все равно ничего не изменит, но было бы здорово увидеть, как он поджимает хвост.
Она хмурится, ее нижняя губа дрожит.
— Ты не можешь уйти, Аспен. Ты нужна мне.
— Нужна для чего? Чтобы принести тебе еще мерло?
Она берет меня за руку: — Я вышла замуж за Трента, чтобы у нас была лучшая жизнь… которая у нас есть сейчас. Я сделала это ради нас. То, что ты уходишь, когда он устроил ее для нас, неуважительно.
— А то, что он взбесился из-за кексов, а ты дала мне пощечину…
— Это было неправильно. Но иногда люди совершают ошибки, — она взъерошивает мои волосы. — Я знаю, что не всегда была лучшей матерью, но я буду стараться, хорошо? Просто останься. Останься, потому что я твоя мама. Потому что я дала тебе жизнь и привела тебя в этот мир. Должно же это хоть что-то значить, правда?
Если отбросить драматизм, она еще никогда не была со мной так откровенна.
Но это не значит, что хочу остаться.
Однако я больше не в том положении, чтобы уходить, потому что…
Твою мать.
Я открыла банковский счет вскоре после смерти отца, в начале средних классов.
Однако мне было всего шестнадцать, поэтому кто-то из родителей должен был прийти со мной и расписаться. Мама согласилась, но только потому, что я сказала ей, что устраиваюсь на работу и ей нужна помощь со счетами.
Вешаю трубку.
— Я спрошу тебя только один раз. Это ты брала мою банковскую карту и неоднократно снимала деньги с моего счета?
Она пытается не выдавать себя, но выглядит чертовски виноватой.
— Нет. Конечно, нет.
— Мама, — давлю, готовая сломать ее шею как прутик.
Она встает: — Ладно, хорошо. Может, я и заняла немного денег, но только потому, что Трент ограничил меня в расходах на вечеринку, и я не могла работать с этой невозможно маленькой суммой, — раздраженная, взмахивает руками. — Он также урезал еженедельные карманные расходы. А я пытаюсь вписаться в компанию других жен в загородном клубе и завести друзей, но Трент со своей скупостью делает это невозможным.
— Мама, — требуется все самообладание, чтобы не задушить ее. — Ты украла мои деньги.
— Одолжила, — поправляет она, — и я их верну, — ее губы сжимаются. — Кроме того, чем
Знаю. Потому что я, блядь, заработала их. Не она.
Единственное, что она сделала, это трахнулась с мудаком и вышла за него замуж.
— Я копила.
Она вздергивает бровь: — Как копила? Делая что?
— Присматривала за детьми, — выпаливаю в ответ, — и выгуливала собак.
Она по-прежнему смотрит скептически.
— Ну, если бы знала, что выгульщикам собак платят столько, я бы вышла замуж за одного из них.
Я бы не удивилась.
— Это лучше, чем воровать у собственного ребенка.
Она направляется к двери: — Я уже сказала, что верну тебе деньги.
Хочу спросить, как она собирается это сделать, если у нее нет работы, и она тратит карманные деньги на выпивку и вечеринки, но потом она говорит: — Знаю, ты так не думаешь, но мы одна команда.
Да… и цена любви моей матери — всего семь тысяч.
Она открывает дверь, но колеблется.
— Тебе стоит собрать волосы в пучок и надеть то длинное черное платье, которое висит в шкафу. Это стильно, — и с этими словами уходит.
Вымыв полы и столешницу на кухне, выношу подносы с кексами, приготовленными Аспен, на улицу.
Ярость закипает внутри, когда выбрасываю все в мусорный бак.
Поворачиваюсь, чтобы уйти… но останавливаюсь.
Потянувшись к баку, беру кекс и подношу ко рту.
Влажная сладость попадает мне на язык, и все, о чем могу думать, это…
Да пошел он.
Достаю из кармана ключи и направляюсь к джипу.
Мне нужно что-то, чтобы проветрить голову.
Что-то, что укротит зверя.
Что-то, что заставит забыть.
Что-то, что притупит боль.
— Тебе следует лучше присматривать за своей сестрой, — раздается позади голос отца. — Убедись, что она следует правилам.
Фыркаю: — Конечно.
Убедить Аспен следовать его правилам — все равно что пытаться обуздать дикую лошадь.
Конечно, в конце концов ее можно выдрессировать… но на это уйдет чертовски много времени и сил.
— Извини?
Поворачиваюсь к нему лицом: — Да, сэр.
Он почесывает подбородок, усмехаясь про себя: — У нее довольно острый язычок, — улыбка сходит на нет, взгляд темных глаз становится суровым. — Мне это не нравится.
— Ясно.
Он смотрит на ключи в моей руке: — Куда-то собираешься?