Ненависть
Шрифт:
Минуту Глодер стоял, не двигаясь. Он пытался понять ее... пытался решить, что следует сделать. А решать надо было очень быстро.
Он осмотрелся, убедился, что вокруг никого нет, и пошел следом за Диз.
Вряд ли он мог бы объяснить, зачем это делает. Это желание было иррациональным, потому что признаться себе в истинной его причине Глодер не мог. А правда заключалась в том, что он шел за Диз не ради нее самой. Больше нет. Он шел ради тех, кто мог встать на ее пути,– маленького ребенка или полуслепого старика. Ради тех, кого она не задумываясь смела бы с дороги, посмей они задержать ее хоть на минуту. Глодер мог думать, что желание не дать ей сделать это проснулось в нем сегодня утром, после того как она отсекла голову попрошайке, но на самом деле это случилось давно, почти полгода назад, когда он смотрел, как она обрезает ножом пальцы отрубленной кисти, сжимающие ее косу. Уже тогда он начал понимать, кто она. Не осознавать – только чувствовать. Но этого оказалось достаточно.
Глодер был солдатом, сержантом наемнической армии. Но сначала его готовили в писари. Он умел думать, если хотел. И воображал, будто знает женщин, знает убийц, знает зверей. Ему казалось, что соединить эти три существа в одном теле невозможно. Теперь он не был в этом уверен.
Поэтому, сам того не осознавая, он шел за Диз, чтобы помочь тому, кого она хочет убить. Если это потребуется. И если он успеет.
У кромки леса, там, где исчезла Диз, оказалась заросшая тропа. Глодер пошел по ней, стараясь не ступать на сухие ветки. Ему не хотелось, чтобы Диз узнала о преследовании. Хотя... в конце концов, он просто собирался посмотреть, куда она так торопится. Глодер все еще не верил в такую возможность до конца, но если Диз собирается зарубить какого-нибудь старика, придется остановить ее. И уж тогда он проявит настойчивость и вытрясет из нее правду о том, кто превратил ее в это полубезумное создание.
Диз он не видел, но знал, что она идет по тропе – больше идти было просто негде. Когда деревья расступились, открыв пологий склон холма, на котором высился небольшой дом, Глодер остановился и быстро отступил в кусты. Теперь он видел Диз: она поднималась по склону, держа в руке обнаженный меч. Глодер шагнул в густую сень сплетающихся веток и осторожно раздвинул колючую поросль, наблюдая, как Диз подходит к двери, рывком распахивает ее, скрывается в доме.
Глодер понял, что именно сейчас он должен решить, что собирается делать.
Диз явно вошла в этот дом с намерением убить. Она примчалась туда прямо от Оракула, возможно, получив ответ. Не может быть, что человек, которого она преследует, находится так близко от Серого храма – это было бы совпадением, которые случаются только в баснях пьяных менестрелей. Но с другой стороны, вряд ли она стремилась бы туда так настойчиво, если бы этого человека там не было. А может... может, Диз давно знала, что он здесь, а сообщение Оракула касалась чего-то совсем другого, о чем Глодер и не подозревал?.. И если так, мог ли он мешать ей?
«Пять минут,– лихорадочно подумал он.– Если она не выйдет через пять минут, я пойду туда».
Он стоял, согнувшись в кустах, и считал удары сердца, глухо клокотавшего в горле, даже не замечая, что сжимает рукоять меча. Когда сердце простучало триста раз, а Диз так и не вышла из дома на склоне пологого холма, Глодер выпрямился и шагнул вперед. Солнце ударило ему в глаза, а потом вдруг стало красным.
Он не понимал, что произошло, пока не почувствовал боли. Она вспыхнула в спине, между лопаток, и злобно вгрызлась в позвоночник, пронзая его насквозь. Потом вдруг заболела грудь, тупо, тяжко. Глодер выронил оружие, опустил голову и увидел багровое пятно, расплывающееся на солнечном сплетении. А посреди него – кончик меча, слабо блеснувший на солнце.
Диз рывком высвободила меч, позволив Глодеру с хрипом опуститься на землю. Несколько раз всадила клинок в землю, потом толкнула распластавшееся перед ней тело ногой. Глодер неуклюже перевернулся на спину и уставился в заштрихованное сосновыми ветками небо.
– Дурак,– процедила Диз и сплюнула. Она знала, что ничего толкового из этого не выйдет. Ей надо было сразу отказать, как только он вздумал сопровождать ее, еще в лагере. Не пришлось бы возиться.
Она сразу поняла, что Глодер идет за ней по тропе. И страшно разозлилась. Больше на себя, чем на него, потому что в сложившейся ситуации она была виновата сама. Видят боги, Диз не хотела его убивать. Она испытывала к нему... какие-то теплые чувства. Но он был слишком настырен. Да, именно настырен. Это ее всегда раздражало.
Диз затащила тело подальше в кусты и вернулась в дом на холме тем же путем, каким прокралась от него сюда: меж сосен. Она подозревала, что Дэмьен уже где-то недалеко. Судя по всему, он возвращался другой дорогой, хоть она и не могла понять почему. Что ж, пусть приходит. Она ждет.
Женщина, которую она оглушила, лежала в углу комнаты, там, где Диз ее оставила. Это была та самая женщина из видения, темноволосая, душистая. И в первый миг, когда она подняла голову на звук шагов, выражение ее глаз было таким, каким Диз видела его в храме: радостное облегчение и любовь. Не попытка притвориться счастливой. Настоящее счастье.
Диз ударила женщину прежде, чем выражение ее глаз успело измениться. Она уже поняла, что Дэмьена здесь нет. Но обрывок его мыслей, скользнувший перед ней в темной синеве, позволял ей надеяться, что он придет. И придет скоро. Потому что он думал об этой женщине (Клирис, вспомнила Диз, так ее зовут); даже тогда, три года назад, после всего случившегося между ними, среди крови и огня он думал о ней. Ведь Клирис любила его.
Эта мысль, мысль о том, что его могут любить, разозлила ее еще больше. Когда женщина упала, Диз снова ударила ее рукоятью меча, на этот раз по лицу. Потом еще раз. Убедившись, что женщина больше не представляет собой проблемы, Диз выскользнула из дома и незаметно подобралась к шпионившему за ней Глодеру...
А сейчас, вернувшись в дом и едва переступив порог, она остановилась, увидев что-то белое, сверкнувшее в каштановых волосах женщины. Диз протянула руку, дотронулась до него указательным пальцем. Посмотрела, потом вытерла дрожащую руку о штанину. Ее всегда пугали оголенные человеческие кости, хоть она никому бы в этом не призналась. Вид крови она выносила – пожалуйста, сколько угодно,– но не костей. По ее горлу внезапно прошла судорога.
– Я разозлилась,– внезапно умоляюще прошептала она, до смерти напуганная этим белоснежным пятнышком на кроваво-каштановом фоне.– Я зла-зла-я-очень-зла...
Она всхлипнула, прижала ладони к пылающим щекам. С тех пор, как она переступила порог обители Серого Оракула, что-то шло не так. Она не узнавала себя... не верила себе. И, кажется, начинала себя бояться.
Присев на корточки, Диз отодвинула прядь волос женщины, открывая всю рану. Ее познания в медицине имели существенные пробелы, но здесь и без диплома лекаря было ясно, что рана смертельна. Однако Клирис еще дышала: неглубоко, часто и прерывисто. Диз беспомощно осмотрелась, пытаясь увидеть хоть что-то, чем могла бы ей помочь, потом, отчаявшись, просто оторвала от рукава рубашки небольшой лоскут и прикрыла им рану. Белая ткань немедленно окрасилась в ярко-алый цвет.