Ненавистная фрау
Шрифт:
Фридхельм Дёринг бросил на него уничижительный взгляд.
— Не трудитесь, — прошептал он. — Я ее не убивал, но имел с ней контакт. Ночью в пятницу. В субботу я ее не видел. Вам этого достаточно?
— Да, пока вполне. — Боденштайн поднялся. — В таком состоянии вам не следует садиться за руль. Приятного вечера.
Дёринг молча пристально смотрел ему вслед глазами, налитыми кровью, и по спешке, в которой посетители бара хватали свои куртки, Боденштайн понял, что они привыкли к выходкам такого рода и знали, что сейчас самое время как можно быстрее покинуть заведение.
Среда, 31
Самоубийство главного прокурора Гарденбаха вызвало большой ажиотаж, тогда как убийство Изабель Керстнер солидные ежедневные газеты удостоили лишь краткими заметками. Зато местные издания разместили подробные сообщения. Газета «Bild-Zeitung» использовала предоставленную Боденштайном скудную информацию для жирного заголовка «ПОЛИЦИЯ НЕДОУМЕВАЕТ — КТО УБИЛ ПРЕКРАСНУЮ ИЗАБЕЛЬ?». Под заголовком поместили размытую фотографию светловолосой женщины.
— Ну, сердечное спасибо, — пробурчал Боденштайн, листая газету на утреннем совещании.
Именно этот, рассчитанный на внешний эффект, заголовок наверняка был причиной только что полученного им требования немедленно позвонить директору уголовной полиции Нирхофу. С мрачным лицом главный комиссар пробежал глазами пять строчек под заголовком и открыл седьмую страницу. Газетчики строят предположения и делают то, что они больше всего любят делать, а именно выставляют полицию наивными глупцами.
— Я просмотрел все зарегистрированные автомобили «Мерседес-Бенц» W113, модель 280 SL, в том числе и те, которые именуют «пагодами», — сообщил Кай Остерманн. Он выглядел утомленным после бессонной ночи.
Боденштайн поднял глаза.
— Чтобы сократить поиск, я ограничился автомобильными номерами, начинающимися с буквы «G», — продолжал Остерманн. — И таких в Германии имеется по крайней мере сорок пять различных вариантов.
— И что? — спросил Франк Бенке.
— К счастью, автомобиль не был ни красным, ни серебристым, — Остерманн пропустил реплику коллеги мимо ушей, — так как во всех сорока пяти районах, выдающих удостоверение о допуске автомобиля к эксплуатации, значатся всего тридцать две золотистые «пагоды» SL 280. Одна из них находится в Гиссене, зарегистрирована на имя Гюнтера Хельфриха. Государственный знак — GI-KH 336.
— Так, — кивнул Боденштайн. — И дальше?
— Автомобиль, — продолжил Остерманн, — был зафиксирован камерой слежения в субботу, двадцать седьмого августа две тысячи пятого года, в двадцать два девятнадцать при движении со скоростью сто четыре километра в час. А теперь догадайтесь где.
— У меня нет настроения участвовать в викторине, — нахмурился Боденштайн. Он был все еще раздражен по поводу заголовка в бульварной прессе.
— На трассе В-519, между Кёнигштайном и Келькхаймом.
— Этого не может быть! — Боденштайн поднял глаза.
— Может, — довольно усмехнулся Остерманн. — Я уже затребовал фото.
— Хельфрих — это девичья фамилия Изабель, — вставила слово Пия.
— Верно, — кивнул Остерманн. — Гюнтер Хельфрих — ее отец.
— Эта Тордис видела автомобиль около половины четвертого на парковочной площадке «Макдоналдса», — размышлял Боденштайн вслух. — Возможно, Изабель встречалась там со своим отцом.
— Нет, это исключено, — покачал головой Остерманн.
— Почему исключено? — Боденштайн задумчиво барабанил кончиками пальцев по поверхности стола.
— Потому что он умер от инфаркта в две тысячи первом году. Его вдова, мать Изабель, живет в доме престарелых в Бад-Зодене. У нее болезнь Альцгеймера.
— Почему тогда автомобиль зарегистрирован в Гиссене?
— Не имею понятия.
На мгновение в комнате воцарилось молчание.
— Ну ладно, — сказал наконец Боденштайн. — Остерманн, вы снова садитесь за компьютер и попытайтесь побольше разузнать о Дёринге и Ягоде. Меня интересует все: финансовые и личные отношения, возможные судимости, профессиональный рост и так далее.
Мужчина кивнул.
— Что мы знаем о соседях Керстнера из Келькхайма?
— Все они говорят одно и то же, — ответила Катрин Фахингер. — Керстнеры редко бывали дома, доктор часто до поздней ночи находился в отъезде, а его жена, если и была дома, в основном загорала на террасе или громко включала музыку.
— Хорошо, — кивнул Боденштайн. — Франк, вы поезжайте в Руппертсхайн и попытайтесь поговорить с жильцами «Цауберберга». Возможно, кто-нибудь что-то видел или слышал.
Когда Бенке, Пия и Остерманн вышли из кабинета старшего комиссара, он опять взял телефон и позвонил директору уголовной полиции Нирхофу, но тот оказался на совещании. Боденштайн попросил секретаря передать Нирхофу, что перезвонит позже. После этого он в третий раз отправился в ветеринарную клинику, намереваясь снова поговорить с Керстнером. Когда он свернул в тупик, в конце которого находилась ветеринарная клиника, то по количеству припаркованных прицепов для лошадей понял, что в клинике час пик. Тем не менее Оливер вошел во двор, где Риттендорф и Керстнер обследовали лошадь. Казалось, животное едва держится на ногах. Лошадь стояла с опущенной головой, взгляд ее был потухшим — типичная картина болезни.
— Я не хочу надолго отвлекать вас от работы, — извинившись, сказал Боденштайн, увидев слегка недовольное выражение лица Риттендорфа. — У меня, собственно говоря, только один вопрос.
— Что на этот раз?
— Как можно раздобыть пентобарбитал натрия, не будучи врачом или фармацевтом?
— Даже если ты врач или фармацевт, сделать это в Германии все равно непросто. — Риттендорф поправил указательным пальцем очки. — В отличие от Швейцарии. Врач, имеющий гражданство страны, может по рецепту приобрести его в аптеке.
— А как вы получаете этот препарат?
— Это всего лишь составная часть некоторых медикаментов, — пожал плечами Риттендорф. — Мы заказываем его непосредственно в фармацевтических фирмах, с которыми сотрудничаем, и храним эти медикаменты в шкафу для ядов, который всегда заперт. Каждое изъятие подтверждается документально.
Боденштайн посмотрел в сторону Керстнера. Тот как раз разговаривал с женщиной, с озабоченным лицом державшей лошадь за поводья. До сего времени Боденштайну не приходилось видеть ветеринара за работой. Керстнер казался сконцентрированным и невозмутимым, как человек, точно знающий, о чем говорит и что делает. Главный комиссар вспомнил неоднократные высказывания о том, что Керстнер является выдающимся ветеринаром.